Лет двадцать назад музыкальная индустрия впервые столкнулась с ансамблем «Сирин», который впоследствии навсегда ускользнул от нее в пространство между этногруппой и церковным хором. Впрочем, для тонкого дела, которым занимается коллектив, и этот зазор оказался широким. Исключительность ансамбля возникла от особого отношения к музыке. Можно сказать, что данный проект – это максимально серьезная попытка реставрации древнерусского духовного пения со всеми его глубинными смыслами, которые могут быть восстановлены в душе современного человека.
Не вполне этно
Конечно, легче всего к ансамблю пристает расхожая метка world music. Однако Андрей Котов, основатель и руководитель «Сирина», никогда не согласился бы с ней на длительный период (разве что на время участия в каком-нибудь этнофестивале) и в абсолютной мере. Он рассказывает, что однажды в 1990-х американский музыковед Тед Левин, который в 1980-х привез в США фольклорный ансамбль Дмитрия Покровского, пообещал организовать там и гастроли «Сирина». Однако через год Левин признался, что эта задача поставила его в затруднительное положение: как объяснить американским менеджерам, что такое духовная музыка, которую исполняет «Сирин»? «Американцам, да и вообще шоу-бизнесу, нужен конкретный формат, а мы ни под какой стандарт не подходили и не подходим, – улыбается Андрей Котов. – «Академисты» считают нас «народниками», «народники» – «академистами». Что касается этнофестивалей, то зачастую их организаторы подразумевают тяжелый драйв, язычество. А мы вокруг другой темы располагаемся».
Тема, вокруг которой располагается «Сирин» с момента своего появления, состоит из двух больших разделов: литургических песнопений, исполнявшихся в церквях средневековой Руси, и так называемых духовных стихов (XV-XVIII вв.) – светского творчества о Боге и смысле жизни. В России, Украине и Белоруссии носителями последних были бродячие певцы – странники, лирники, нищая братия, калики перехожие.
Не совсем песня
Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что духовные стихи отличаются от народной песни экзистенциальной тематикой и повышенным вниманием к смыслу самого текста, а от строгих литургических песнопений – трогательной теплотой народного православия.
О существовании такого срединного пути религиозного творчества не очень широко известно. Между тем это именно та территория, где даже не вооруженный богословскими знаниями и музыкальным образованием слушатель может почувствовать себя отнюдь не чужим человеком.
«Сегодня даже среди профессионалов (включая церковных певчих) мало кто понимает раннюю полифонию и уж тем более древнерусскую духовную музыку, – объясняет Котов. – Там другая певческая психология, понятийная система, и академическая консерваторская школа для нее слишком примитивна. Для слушателя же духовные стихи – это путь, позволяющий хоть ненамного приблизиться к этой глубине, понять ее интуитивно как состояние. Конечно, духовная музыка – это музыка смысла. Но когда у тебя есть идея, ты ее передашь, даже если слушатель ни одного слова не поймет. В древней церковной музыке есть гимны, где слово настолько растворено, так сильно распето, что просто не прочитывается. Однако оно все равно работает. Если я держу в себе это слово, понимаю о чем оно, то могу ввести слушателя в нужное состояние».
Точно не джаз
Котов решительно отклоняет поверхностное сравнение с джазом, которое приходит мне в голову во время интервью. Его «Сирин» всегда охотно вступал в альянсы с авангардными и джазовыми музыкантами, композиторами и театральными режиссерами, но это не повлияло на своеобразный способ существования ансамбля в музыкальном потоке.
«Джаз – это вообще не то! – исправляет Котов мою поспешную аналогию. – Джазовые музыканты могут выпендриваться друг перед другом: «Смотри, насколько я техничен, своеобразен!». А наша задача – единство, не выделение себя. В этом смысле «Сирин» – антиджаз. Ведь, начиная работать на себя, ты мгновенно разрушаешь целое, что нам совершенно не нужно».
«Сирин» из коллективов, которые сформированы музыкой, а не музыкальным менеджментом. У ансамбля никогда не было финансовых покровителей, зато есть собственная библиотека и широкие связи в ученом мире. Впрочем, главные вопросы решаются не научными методами. Котов готов отложить произведение, если посчитает, что ансамбль еще до него не дорос. Разумеется, речь идет о чем-то более важном, нежели техническое мастерство.
«Начиная работу над новой вещью, мы всегда задаем себе вопросы: зачем мы ее поем; о чем она; почему она такая? – рассказывает хормейстер. – Если то, что идет через нас, не разрушительно, – хорошо. Если мы что-то делаем неправильно, это разрушает прежде всего нас. Тогда мы начинаем разбираться (бывает, надо подождать, пока не накопится духовно-жизненный опыт). Если какая-нибудь старая вещь умирает и становится формальной, ее тоже надо отложить в сторону. Это, конечно, немного шизофреническая история. Стабильность здесь невозможна. Можно сказать, что мы постоянно боремся с энтропией в себе».
Не халтура
«Чем древние одноголосные распевы отличаются от музыки светской и музыки более позднего времени? Такая музыка, – говорит Андрей Котов – требует быть предельно собранным и все время существовать в тексте. Например, царские распевы поются около десяти минут. Для одноголосия это очень много. И пять минут тоже может быть много. Почему? Ты не можешь напеть такую музыку или что-то в ней пропустить. Если что-нибудь теряется, то теряется целое. Это очень большие энергозатраты. Там, грубо говоря, негде отдохнуть. В чем еще сложность? У нее нет тактового деления. Большинство современных музыкантов привыкли, что мелодия делится на кусочки, и мыслят соответственно. Возникает стабильность внутри самой мелодии. Знаете, как человек привыкает к рутине: ходит на работу, с работы, ест, спит… А в одноголосии такого нет. В нем существует слово. Песнопение начинается со слова и заканчивается, когда заканчиваются слова. И вот этот текст необходимо прожить от начала до конца».
История говорит, что странники, которые были главными сочинителями и певцами духовных стихов восточных славян, появились в XV в. В своем высшем проявлении странник сознательно отказывался от имущества и размеренной обывательской жизни и отправлялся в путешествие, которое не имело конечной цели в физическом пространстве, но обладало вполне конкретным направлением в реальности духа. «Сирин» Котова, который сегодня исполняет страннические песни, как бы восстанавливает в современной реальности смыслы, добытые когда-то. И в этом ракурсе его работа выглядит не менее мистическим занятием.
Благодарим за содействие
в интервью проект «Полiт.ua», организатора концерта в Киеве
Ансамбль «Сирин» (Москва) был основан в 1989 г. «Вместе нас собрало желание как можно глубже осознать и осмыслить древнерусскую певческую культуру», – рассказывает Андрей Котов, российский певец и хормейстер. После окончания ГМК им. Гнесиных он был участником знаменитого фольклорного ансамбля Дмитрия Покровского, однако интерес к духовной теме в музыке привел его к созданию собственного коллектива.
«Сирин» – светский коллектив, исполняющий богослужебные песнопения XV-XVIII вв. (знаменный, путевой, демественный распев, строчное и знаменное многоголосие и др.). Особый раздел его репертуара – духовные стихи. Ансамбль записал шесть альбомов. Выступает в России и Европе. Награжден «Золотой маской» (1997 г.) за исполнение произведения Владимира Мартынова «Плач Иеремии». Сотрудничает с другими современными композиторами, музыкантами и коллективами (Терри Райли, Kronos Quartet, Леонид Федоров и др.).
Ансамбль состоит из 14 человек (мужской и женский составы). Многие из его солистов имеют собственные проекты, руководят академическими и церковными хорами.
Программу «Душеполезные песни на каждый день» несколько раз в год исполняет супергруппа, в которую входят Андрей Котов, авант-рокер Леонид Федоров, фолк-музыкант Сергей Старостин и джазовый контрабасист Владимир Волков. Стоит отметить, что обращение к духовным стихам в последнее время – практика, которую освоили многие музыканты российской независимой сцены.
Солистка «Сирина» Тина Георгиевская говорит, что в отличие от народных песен, многие из которых потеряли свою функциональность (с покосной песней не косят, с хороводной не водят хороводы и т. п.), духовные стихи остаются вполне живой традицией, поскольку не исчезла причина их пения.