Сергей Савченко, художник

«Художник-романтик» – это хороший попсовый образ»


Перед началом разговора с Сергеем Савченко я дал ему прочесть свежее (на момент нашей встречи) сообщение информагентства: «Музей современного искусства в Вене открыл выставку «Плохая живопись – хорошее искусство», посвященную феномену «плохих картин». По мнению кураторов проекта, превращение скверных полотен в предметы высокого искусства началось еще в 1920-х с Франсиса Пикабии, Джорджо де Кирико и Рене Магритта. Они отмечают, что слово «плохой» применительно к живописи можно трактовать по-разному: это может быть пренебрежение техникой, отказ от привычных форм, изображение уродливого или тяготение к китчу. «Плохая живопись» зачастую была протестом против старых канонов искусства, в частности, у Георга Базелица или Асгера Йорна».


«С «плохой живописью» я сам не сталкивался, – говорит г-н Савченко. – Но в музыке мне знакомо подобное явление. Например, есть одна британская группа, в которой каждый музыкант играет, как хочет. Если брать по отдельности, то получается какофония, но когда вместе – интересно. Любое искусство является результатом гармонии, а она, в свою очередь, – совокупностью ритмов, которые между собой не конфликтуют. Даже если звуки издают совершенно ненастроенные инструменты, то их совокупность может создавать интересную гармонию. Так же и в живописи. Например, из китча образовалось интересное направление дорогого современного искусства».


Увлечение музыкой вам помогает?
Я не собирался быть художником. Уже в детстве хотелось играть на всех музыкальных инструментах, которые попадались. Мечтал научиться классической игре на гитаре, но мне сказали, что у меня со слухом неважно. Однако взяли – от упорных занятий слух иногда развивается, и действительно, вскоре стало неплохо получаться. Признаю, что во мне как художнике не столь много от таланта, как от упорного труда.


Учился в колледже (тогда еще училище им. И. Труша) четыре с половиной года на художника по металлу. Поступил на это отделение (не смейтесь) только потому, что любил музыку heavy metal и точить заклепки. Первые два-три года меня вообще как художника преподаватели считали неперспективным. А потом у нас было задание по акварели, и я вдруг понял, что ее суть – в легкости, и тут же нарисовал сразу несколько работ, которые забрали в фонд колледжа. Видимо, что-то внутри меня «прорвало», я начал брать частные уроки, поступил в Академию. Как-то мой учитель пришел ко мне в мастерскую, посмотрел работы и сказал: «Не обижайся, но ты совсем не чувствуешь цвет». Тогда я стал разбираться, что же это такое – колористика, выполнять специальные упражнения, изучать работы мастеров. Так незаметно пришел к импрессионизму, который построен на переходах цвета.


Современное искусство предполагает необычайно широкую гамму талантов. Главное – правильно их направить. Наверное, я не умею работать с цветом так, как, например, Пьер Боннар (1867-1947, французский живописец, мастер постимпрессионизма, добившийся известности своими залитыми солнцем, пропитанными гармонией ландшафтами. – Прим. ред.). Но тем не менее многие критики считают, что цвет – основное в моих работах.


Чувство цвета подвластно времени, оно зависит от эпохи?
Конечно, у каждого времени свой цвет. Раскрашивать можно любые вещи. К примеру, один из моих друзей считает, что я цветом умею передать вкус вина. «Вкус времени» также можно передать цветом. Но само чувство цвета сродни музыкальному слуху, с ним можно просто родиться. Это восприятие гармонии, тут фактор эпохи практически не сказывается.


Вы считаете себя модным художником?
Наверное, нет. Меня знают в каких-то кругах… Вообще мода – это не то, к чему стоит стремиться, на мой взгляд. «Модный» – это не комплимент для художника. Для него в первую очередь важно быть актуальным, причем и для самого себя, что очень непросто. Я активно работаю уже 15 лет, написано более 2 тыс. работ… К каждой новой приступать все сложнее. Стремлюсь, чтобы последующая была в чем-то выше предыдущей, стараюсь не повторяться. Такое желание есть у большинства художников, но не всем это удается. Я хотел бы быть в числе тех, кто с этим справляется.


А кто в вашем понимании актуальный художник?
Актуальность и вечность находятся на разных полюсах. Но большие художники остаются актуальными на долгие времена, например Рембрант. Считаю его творчество актуальным и сегодня. Хотя, казалось бы, средние века, реализм, но когда рассматриваю оригиналы его работ, то каждый раз в них нахожу что-то новое для себя.


Формулы актуальности не знает никто из художников, что бы они не говорили по этому поводу. Мое понимание – что бы быть актуальным, нужно чувствовать дух времени. Для этого необходимо интересоваться окружающей жизнью, общаться с разными людьми, замечать новые увлечения, понимать причину интереса к ним, быть самому очень гибким и переменчивым внутри. Пример – Роман Романишин (известный украинский художник, родился в 1957 г. – Прим. ред.). Его творческий стаж велик, но работы остаются интересными и актуальными, в том числе и среди студентов Академии художеств, которые «не ведутся» на регалии мастера.


Как-то вы сказали, что важно быть художником не только в своих картинах.
Потому что нельзя быть художником в одном, а ремесленником в другом. Это расхождение неминуемо проявится в творчестве. Понятие «органичность» для художника обязательное, на мой взгляд. Мой старший сын хочет поступать в художественный колледж. Для него живопись – понятие совершенно не связанное с профессией. Он живет, дышит, рисует – все это в одном ряду. И я такое отношение всячески поддерживаю. Но многие считают, что живопись – это нечто отдельное и возвышенное. Не берусь судить, кто прав.


Как вы работаете: по расписанию – «ни дня без строчки» или по вдохновению?
Для порядка я заставляю себя «ни дня без строчки». Но в последнее время часто из этого ничего не выходит. И слава богу! (улыбается). Чаще стремлюсь прислушиваться к себе и ситуации вокруг. За кисть берусь уже тогда, когда что-то сложилось. Конечно, и для меня это цель, к которой еще долго идти, но если она сформулирована, то часть пути уже пройдена.


Вы готовы написать картину, заранее зная, что продать ее будет очень трудно?
Когда с этим постоянно живешь, то не сказал бы, что трудно. Наверное, мне просто везет, еще ни разу не было так, чтобы не открывалась какая-то перспектива. У каждой работы всегда своя судьба или история, почти как у людей. Поэтому творить с примитивной целью обменять картину на денежные знаки – как минимум не стоит.


Как вы думаете, изменится ли цена ваших картин, если с них убрать подпись «Савченко»?
Будем откровенными, арт-рынок построен на именах. Поэтому мои работы без подписи, конечно, сильно упали бы в цене. Однако хочется верить, что их все равно покупали бы. На протяжении первых примерно пяти лет в цену моих работ не входила надбавка «за имя», люди платили за то, что они видели.


Насколько, по-вашему мнению, важна для произведения искусства история создания его творца?
Для арт-рынка это один из важнейших факторов. На таком рынке PR-законы работают, как и везде. И хотя мне не нравится излишнее внимание к личной жизни художника, к покупателям работ, козыряние их именами, но для арт-дилеров и галерейщиков это важно.


А насколько для вас важно мнение критиков?
Вряд ли мой ответ будет оригинальным: хороший критик – это всегда классно. Когда художник говорит, что он полностью понимает то, что он делает, я этому не верю. Художник – существо интуитивное, многие вещи он делает неосознанно. А хороший критик в состоянии разъяснить ему, что же получилось. Его анализ может служить художнику путеводителем, помогающим выбрать направление развития. Другое дело, что с такими критиками, особенно в Украине, большая проблема.


Критики создают и мейнстрим, и формируют рынок.
Конечно, проблема кураторства в Украине очень острая. Хотя я довольно скептически отношусь к этому в современном искусстве. Лет 20 назад ситуация в художественном мире кардинально изменилась. Раньше художник существовал сам по себе. Как правило, он был источником идеи произведения. В современном же мире появились кураторы, которые формулируют идею, а затем нанимают художников для ее реализации. Это делает художественный процесс очень интеллектуальным и удобным для зарабатывания денег.


А как быть с тем, что Сальвадор Дали незадолго до смерти поставил свою подпись на тысячах чистых листов. И теперь на них наверняка появились «шедевры», выдаваемые за работы мастера?
Спрос рождает предложение (улыбается). Дали был великий мистификатор, любил насмехаться над публикой. К слову, я не являюсь поклонником сюрреалистического творчества Дали, но признаю его заслуги как основателя нового направления. Как-то мне попался диск с его малоизвестными работами, выполненными в иной манере. Там были очень интересные, талантливые вещи.


«Черный квадрат» Малевича – это произведение искусства или социальное явление, некий вызов обществу?
И то и другое. Причем в одинаковой мере. В то время ситуация на арт-рынке была бурной, практически хаос. И Малевич своей работой просто поставил жирную квадратную точку. Это гениально. Он совершил революцию в искусстве, превратив произведение в философский манифест. 


Как вы отличаете произведение искусства от дизайна?
Дизайн – это разновидность искусства, только там работают с другим материалом, но поиск гармонии также присутствует.


А как быть с тем, что искусство – это всегда поиск нового и в отличие от дизайна там нет правил?
Мне на днях приятель показал свой мотоцикл. Я в них не разбираюсь, но как только увидел, сразу понял, что это уникальная вещь. А когда он его еще и завел… Такая гармония! Не может нехудожник создать такую вещь. В современном мире видов художников появляется все больше. Не знаю, как все оценить с точки зрения вечности, но это очень интересно.


Энди Уорхол – кто он для вас?
Недавно в Гамбурге в галерее я увидел работу (портрет), по которой понял, что Уорхол умел очень хорошо рисовать, писать. Это добавило уважения к нему как к концептуалисту, человеку, соединившему искусство и коммерцию.


Со временем вы все больше удаляетесь от фигуративного искусства в сторону абстрактного. Почему?
Сейчас действительно такой период, что я четко иду в сторону абстрактных вещей, хотя сам до конца и не понимаю их (улыбается). На мой взгляд, абстрактное восприятие мира – это свидетельство некоторой зрелости человека. Хотя зарекаться не стану, так как потом мне могут стать интересными и реалистические образы.


Но пока задумал несколько новых достаточно абстрактных проектов. Я стараюсь не застыть внутри цветового восприятия. Мне эти проекты кажутся интересными, и не вижу причин, почему должен отказать себе в получении удовольствия от их реализации. Одним из них будет мегапроект во Львове в начале января следующего года.


В городе на старинной индустриальной территории недавно построен экспоцентр. И нам, группе художников, показалось интересным организовать проект «Ретропром», который будет проводиться в рамках рождественского фестиваля «Різдвяні». В зале с высоченными потолками 18 художников организуют инсталляционные композиции. Для них это будет вызовом – на своих 60 кв. м сотворить нечто по заданной теме. Именно вызов интересен даже тем художникам, которых уже не затянешь на любую выставку. Акция будет проходить пять дней и ночей. Потом мы планируем повторить ее в Киеве, Лондоне и Одессе.


Согласитесь, ведь бывает и так, что за абстрактными образами скрывается просто шифрование пустоты?
Спасибо за вопрос. Проблема здесь в том, что люди часто не до конца понимают подобные вещи. На первый взгляд кажется, что можно что-то зашифровать. Но когда просто смотришь на цветные прямоугольники Марка Ротко (1903-1970, американский художник, ведущий представитель абстрактного экспрессионизма, один из создателей живописи цветового поля. – Прим. ред.), то даже сомнения не возникает, что это великое искусство. Абстрактное произведение требует от зрителя определенной подготовки. Это как в стереокинотеатре – пока не наденешь специальные очки, на экране видишь только размытые картинки.


Конечно, кажущаяся простота исполнения подобных произведений привлекает много шарлатанов. Тогда и имеет смысл говорить о шифровании пустоты. Но для специалиста не составляет труда понять, что есть что.


Считается, что крупным может стать только художник, который современен. Но почему тогда признание часто приходит после смерти?
Моя английская галерейщица говорит: «Хороший художник – мертвый художник», но потом, правда, извиняется (улыбается). Мы уже говорили о том, что ценность работ художника во многом определяется пиаром. К тому же если художник умер, то уже ничего не нарисует. limited edition – закон маркетинга.


Писатель и его литературный герой часто бывают совершенно разными личностями. А в живописи – насколько то, что художник рождает, связано с его жизнью?
Художники делятся на две группы. Одни изображают только свои эмоции, вторые могут изобразить эмоции других. В своих работах я в основном говорю от своего имени. Они разные, но все по большому счету об одном и том же – обо мне. Это плохо. Поэтому последние полгода заставляю себя отстраняться, шире изображать окружающий мир. Наверное, это еще одна ступенька, на которую мне предстоит подняться.


Художник и романтик – это синонимы?
«Художник-романтик» – хороший попсовый образ (улыбается). На самом деле это совсем не обязательно.


Как у вас со временем, не хотелось бы иметь в сутках 25 часов?
В Голландии у меня на эту тему был диалог со священником. Он пожаловался, что ему не хватает времени. На что я ответил, что время – как жевательная резинка, которую можно растянуть в любую сторону. «Ну, а если тягучести кусочка все же не хватит?», – спросил священник. Ответ был таков: «Тогда нужны деньги, чтобы докупить еще».







Художник цвета
Сергей Савченко родился в 1972 г. во Львове. В 1991 г. окончил Львовский колледж прикладного и декоративного искусства им. И. Труша, в 1998 г. – Львовскую национальную академию искусств. Живет и работает во Львове.


С 1992 г. имеет более 40 групповых и 30 персональных выставок в Украине, Австрии, Великобритании, Голландии, Дании, Литве, Канаде, Норвегии, Польше, Франции, Италии, США, Японии. Его работы находятся в частных и музейных коллекциях в Украине и других странах.
Женат, воспитывает троих детей.

Залишити відповідь