Председатель ФГИ Александр Бондарь считает, что будущее приватизации в этом году во многом будет зависеть от нормализации отношений между правительством и Фондом. И самое главное, по его мнению, – важна оценка происходящего от независимых экспертов, которая позволит определиться с направлениями в приватизации-2001.
«&»: Александр Николаевич, в конце 2000 года пришлось услышать несколько несвойственных вам фраз: в то время как пресса уже давно окрестила вас «человеком компромисса» – мол, Бондарь не любит устраивать публичных разборок и указывать пальцем на провинившихся, – вы вдруг заявили, что вам «надоело отвечать за чужие ошибки», а потом – еще резче – «надоело быть мальчиком для битья». Означает ли это, что отныне вы перестали искать компромиссы?
А. Б.: Сразу скажу: то, что пришлось пережить в процессе приватизации Запорожского алюминиевого комбината – оскорбления, угрозы, давление и пр., в том числе и из кабинетов исполнительной власти, – дает мне моральное право высказываться резко. Кроме того, существуют определенные пределы, в рамках которых компромисс возможен. Если мне начинают диктовать условия приватизации без соответствия с законодательством, которые, это я знаю как специалист, затормозят процесс, сделают невозможным выполнение плана поступления средств в бюджет, я не могу не реагировать. Иначе Фонд госимущества превратится в управление Кабинета министров, а роль председателя будет сведена на нет. Я не желаю находиться в такой роли. И поэтому пытаюсь доказать, что нужно делать для успешного хода приватизации. Она должна идти исключительно по закону, исключительно по нормам, которые разработаны с участием международных организаций. И если в правительстве чем-то недовольны, то надо разобраться, кто в этом виноват. А не огульно обвинять Фонд, ставить его под абсолютный контроль Кабинета министров и считать, что этим решается проблема. Она только усугубляется. Я же в результате стану нести за это ответственность. Если, конечно, буду занимать эту должность. Поскольку сейчас явно просматривается желание поставить ФГИ в такие условия, когда его председателю не останется ничего другого, как уйти.
«&»: Два года назад в интервью нашему журналу вы сказали, что вполне способны подать в отставку, если вам не удастся отстоять какой-либо принципиальный вопрос. Значит, если вам не удастся отстоять позиции ФГИ и свои как председателя, то можно ожидать такого решительного шага?
А. Б.: У меня могут быть основания подать в отставку только при одном условии: если на это даст свое согласие президент. Без согласия президента делать демарши и заявления не буду, кто бы ни провоцировал меня на подобные действия. Этот вопрос я должен согласовать с человеком, который меня назначал и вправе меня снять.
Вся возня вокруг приватизации ЗАлКа – работа, явно направленная на то, чтобы у меня не выдержали нервы. Делается все возможное по нивелированию роли Фонда, причем в нарушение законодательства. Я, со своей стороны, стану придерживаться собственной позиции и буду говорить об этом президенту. И ждать от него совета, что делать дальше: продолжать бороться либо уйти.
«&»: А что вы можете сказать о законе о Фонде госимущества, предусматривающем подчинение Фонда президенту?
А. Б.: Подчинение Фонда президенту – единственный вариант закона, который можно провести через парламент, и он будет подписан президентом.
Нам сегодня ставят в упрек, что мы хотим уйти из подчинения Кабмина. Но хочу всем напомнить: мы никогда Кабинету министров не были подчинены. Многие даже забыли, что у председателя ФГИ такой же статус, как у председателя Нацбанка, Главы АМК, председателя Госкомиссии по ценным бумагам, что утверждение на этой должности требует согласования с парламентом. Такого статуса нет ни у одного члена Кабинета министров, кроме премьера. И то, что Фонд госимущества всегда выполнял его поручения, шел навстречу его пожеланиям, и я как председатель не отказывался выполнять те или иные поручения, убедило Кабмин, что мы его структура, нами можно помыкать, пользоваться как угодно. Если мы не заявим об этом сегодня, так все и останется.
«&»: Вы говорили о влиянии и давлении на ФГИ, которое существенно усилилось в последнее время. Какая из трех властных структур имеет сейчас наибольшее влияние на приватизацию? Например, аналитики нашего журнала в своем исследовании на первое место поставили Администрацию президента.
А. Б.: Влияние оказывают все структуры. Другое дело, какое это влияние. Если рассматривать с идеологической точки зрения – в плане помощи, поддержки, то самое большое влияние оказывает президент страны. Доказательства тому – и указ об ускорении приватизации, и указ по укрупнению пакетов акций энергокомпаний, и поддержка при продаже конкретных объектов. Если бы не поддержка президента, продажи НГЗ, ЛиНОСа не были бы осуществлены, не было бы создано СП на «Ориане». Могу перечислить еще массу объектов, в случае с продажей которых помогла только личная поддержка Л. Кучмы. Но подчеркну, она заключалась не в определении конкретного покупателя объекта, а в том, что продажа должна состоятся вообще. По процедуре и согласно законодательству.
В законодательном плане существенную поддержку Фонду оказывает Верховная Рада. Отношения ФГИ с парламентом наладились благодаря нашему толерантному отношению к депутатам и нормальному сотрудничеству. Это позволило принять программу приватизации, утвердить отчет Фонда, решить другие вопросы.
Есть вопросы, по которым положительные решения принимал Кабмин. В первую очередь – это досрочная разблокировка закрепленных в госсобственности пакетов акций нескольких десятков предприятий, принятие условий по продаже энергокомпаний, поездка премьера с их презентацией за рубеж. Но были другие ситуации, когда его помощь приходила с опозданием на 2-3 месяца. Это привело к переносу некоторых продаж на следующий год, затормозило процесс приватизации. И когда ставят вопрос о том, что Кабмин должен проанализировать приватизацию в 2000 году, следует рассматривать не только работу Фонда, но и Кабмина. Только тогда картина будет объективной. Чтобы не получалось, что все позитивное – достижение правительства, а весь негатив – вина Фонда госимущества.
«&»: Вы много говорили о поддержке президента. А почему ее не ощущалось в вопросе по скандальному ЗАлКу? Почему президент не помог Фонду довести тендер до логического завершения в том русле, в котором процесс шел изначально?
А. Б.: Президент имеет собственную точку зрения, и если захочет – выскажет ее. Я знаю его позицию, она заключается в том, что приватизация должна проходить согласно законодательству. Официальной реакции президента нет потому, что он не намерен вмешиваться в законодательное поле. Это нормально для президента – не вмешиваться в саму процедуру. Не становиться на чью-то сторону, не поручать, как надо поступать.
Я регулярно и оперативно информирую президента о состоянии дел: о том, что происходит, он узнает в тот же день. Но ни разу никаких указаний, давления, рекомендаций, как поступать, не было. И кстати, президент знает, что конкретно не позволило Фонду нормально провести тендер.
«&»: Как вы считаете, возможен ли пересмотр условий приватизации, заложенных в указе президента и программе приватизации, в следующем году?
А. Б.: Возможна их детализация. Идеологически все построено правильно, но практическое исполнение порождает некоторые проблемы и осложнения. Опыт проведения тендера по ЗАлКу не может не привести нас к определенным выводам о необходимости изменений в законодательстве. В первую очередь нужна детализация понятия «промышленный инвестор». Надо четко определить: мы и далее будем ограничивать круг участников либо сделаем процедуру более гибкой.
Кроме того, необходимо, чтобы более жестко был прописан статус конкурсных-тендерных комиссий и их участников. Сейчас Кабмин разработал свою приватизационную идеологию на 2001 год, в которой записано, что члены комиссии должны голосовать по доверенности. Но конкурс – это не собрание акционеров, где заранее известны вопросы. Комиссия вскрывает конверты, принимает решение по результатам анализа того, что в этих конвертах скрыто. Если комиссия будет работать по доверенности, тогда она вообще не нужна. Так что здесь есть над чем подумать.
Я не знаю, каким будет статус идеологии Кабмина, как она станет реализовываться. Возможно, будут поручения КМ о внесении каких-то изменений в законы, которые будут отвечать этой идеологии. Но в любом случае возникает вопрос: зачем тогда указ президента, программа приватизации?
Более того, надо учесть, что это сделает невозможным проведение некоторых конкурсов и приведет к затягиванию приватизации в целом (вспомните, как долго готовили к приватизации энергетику). Проблема же не решается: условия готовит Кабмин, а решения принимает конкурсная комиссия. Не угодили – соответствующая реакция, как по ЗАлКу. А все судебные иски – на Фонд.
«&»: Скажите, насколько прогнозируемой может быть приватизация-2001?
А. Б.: Она прогнозируема с точки зрения того, что есть закон о программе приватизации и указ об ускорении приватизации, и созданный механизм уже работает. Надо только выставлять на продажу объекты. И здесь роль Кабмина ключевая – будет ли он давать нам объекты или нет, будет ли снимать их с конкурса (что в последнее время тоже происходило).
Очень многое станет зависеть от развития отношений между Фондом и Кабмином. И даже закон о Фонде госимущества не может гарантировать стабильности отношений. Нет гарантий, что не начнется ревизия законодательных норм, как это уже сейчас делается в случае с программой приватизации и указом.
Еще один вопрос – политические игры вокруг приватизации. В этом году ситуация осложняется тем, что, во-первых, на приватизацию будут выставляться более значимые объекты, и во-вторых, скоро начинаются парламентские выборы. Это, безусловно, внесет некоторую нестабильность.
«&»: Скажите, кого вы видите покупателями украинских предприятий в в 2001 году, на кого делаете основной расчет?
А. Б.: В прошлом году деньги получены в основном от российского капитала. В 2001 все будет зависеть от объектов. Если это будут энергетические предприятия, то придет западный капитал, если «Укртелеком» – тоже западный. Что касается других объектов – ожидается приход российских и украинских инвесторов.