«Для тогочтобы больше зарабатывать, надо больше тратить».
Такеши Китано в своем новом фильме «Ахиллес и черепаха» озвучил мнение: художнику, чтобы стать знаменитым, надо иметь талант и личного мецената. Тогда Ахиллес никогда не догонит черепаху. Но это древняя притча. А что делать современному меценату, если его цель – «чтобы внуки знали, что я жил»?
Свое субъективное восприятие искусства Игорь Воронов сформировал, постоянно путешествуя по странам, посещая музеи и аукционы. Он не разделяет вкусы большинства, предпочитая иметь независимое мнение: «Мне нравятся и Леонардо, и Рубенс. Но если брать ту эпоху, то Питер Брейгель-младший мне импонирует больше, чем классические голландцы, которых все знают. В любом временном промежутке были бунтари. Вот мне они всегда нравились больше».
Есть старый грузинский анекдот: «Гиви, как у тебя дела?» – «Плохо, все еще работаю». Вы ведь сейчас можете позволить себе не работать и заниматься только культурными проектами. Или серьезный бизнес не отпускает?
Культурные проекты для меня гораздо интереснее, но бизнес дает возможность обслуживать эти самые проекты, позволяет делать что-то оригинальное, не потакать мейнстриму. Конечно, можно бросить дела, не зарабатывать и стать хиппи, – в этом тоже есть свои плюсы. Но ситуация в бизнесе у меня не очень плохая: те продукты, которые продавались, и сейчас пользуются спросом, услуги, которые мы предоставляли, и сейчас востребованы. Поэтому я не в том состоянии, когда нужно бросить все и заниматься только бизнесом.
На Западе продается все. Есть понятие: «продажа коллекций». Бывают ситуации, когда человеку нужны деньги. Есть такая профессия – антиквар. Кто хочет, тот найдет. Раньше было сложнее, а сейчас заинтересованный человек может купить все что угодно. Когда-то ведь никто не верил в возможность магазина Chanel в центре Киева, только за саму мысль об этом человеку дали бы (на всякий случай) лет десять тюрьмы. К сожалению, основная часть населения нашей страны еще мыслит теми категориями. Что касается подлинности, то я говорю: легче подделать бумагу, чем произведение искусства. Такая коллекция делается очень просто: есть фонд Родена, есть музей Родена, есть отливщики с печатями. Если у меня возникают сомнения, я привлекаю экспертов. Не наших, конечно, потому что, к сожалению, у нас экспертов по Родену, Дега, Ренуару просто нет. В нашем обществе почему-то всегда возникает много негатива при проведении любого мероприятия – от утренника до выставки. Когда я объясняю мотивацию своей страсти к искусству, мне задают вопросы о доме в Каннах. Психология примитивная, все заканчивается вопросом: а сколько стоит? Во-первых, это очень личные вопросы. Во-вторых, как можно оценить, допустим, чувства? Наверное, поколения должны смениться, чтобы другие вопросы задавались. Почему-то у меня не спрашивают, когда и при каких жизненных обстоятельствах художник создал это произведение. А я хорошо знаю эти истории, и мне интересно о них говорить.
Чем должен привлечь бизнес, чтобы вы им занялись?
Меня нельзя назвать бизнесменом в привычном смысле слова, то есть человеком, который постоянно контролирует финансовые потоки, смотрит, что там развивается или не развивается. Мне всегда было намного интереснее наблюдать за тем, как другие строят бизнес. Меня привлекают в первую очередь те идеи и процессы, которые вселяют надежду, что мы сможем это осуществить. Если говорить об инвестировании, то я пассивный акционер. Нельзя меня назвать и большим специалистом по страхованию. Но почувствовать тенденцию, что в это время и в этом месте надо заниматься именно этим бизнесом, я могу.
Я считаю, что человек со специальным образованием и талантом к тому или иному делу значительно эффективнее, внее был бы я на его месте. У меня есть друзья, пытающиеся влезть в дело, в котором вообще ничего не понимают. Во-первых, это выглядит достаточно глупо, во-вторых, каким бы креативным ты ни был и как бы ни разбирался в искусстве, если тебе поручить руководить химическим предприятием или металлургическим комбинатом, это будет просто смешно. Я не могу давать советы узким специалистам. Могу что-то придумать по финансовым схемам, и то не считаю себя гениальным в этой области. Есть хорошая поговорка: Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Надо адекватно к себе относиться, критиковать себя каждое утро, тогда будет какое-то движение вперед.
Меценатство и благотворительность для вас хобби или нечто более серьезное?
Скорее хобби. Если директор музея просит, то я понимаю, что ему это нужно. При условии, если не говорят: дай денег, а мы сами придумаем идею. Если наши концепции совпадают, конечно, я иду навстречу. Со всеми директорами киевских музеев у меня хорошие отношения, особенно с Натальей Заболотной. Украинский Дом сложно назвать музеем, но то, что она делает для популяризации украинской культуры, наверное, существеннее того, что было сделано за предыдущие десять лет. В последнее время в культуре начало происходить хоть какое-то движение. Я уже пять лет просто радуюсь, наблюдая этот процесс.
Самые крупные акции начали происходить с выставки Пиросмани в Киеве, где вы выступили меценатом совместно с Дмитрием Андриевским?
Нельзя сказать, что все с этого началось, просто получилось очень шумное событие. Когда еще был Советский Союз, Илья Глазунов показывал выставку своих работ в Национальном музее. Я увидел огромную очередь и тоже зашел, но на меня выставка подействовала удручающе. Я понял, что люди должны видеть что-то другое, надо предложить им альтернативу. Только через 15 лет появилась возможность это воплотить. Количество людей, пришедших на Пиросмани, явный показатель того, что это было сделано не зря. Просто есть серьезные вещи, а есть проходные. Я считаю, что к искусству надо относиться очень серьезно. Об Украине будут судить не по тому, что мы Криворожсталь продали, эту эпоху забудут. Украину запомнят по Малевичу – он есть, о нем сто лет говорят и будут говорить. Или Архипенко – его имя в искусстве имеет колоссальное значение. Вот по этим явлениям будут судить об Украине.
Наши современные художники очень отличаются от российской лаковой живописи. Зайдешь в Москве в галерею и сразу отличишь украинского художника – наши более честно рисуют.
Украинские художники не так раскручены, как те же китайские или российские…
Рынок искусства и само искусство – разные вещи. Не факт, что человек, продавший свои работы при жизни за миллионы, будет кому-то интересен через какое-то время. Разве что тому, кто купил. Есть целая мафия, которая раскручивает, чтобы продать, а есть искусство, которое вечно.
Самое худшее, что может быть в этом случае, это дурной промоушен. Например, взять нашего возрастного художника и сказать, что он гений XX века, опубликовать какие-то надуманные рейтинги. Я недавно посмотрел альбом «Сто выдающихся украинских художников» – красивое современное издание, где 15 экспертов высказывают свое мнение. Но уровень экспертов такой, что Илью Кабакова – одного из самых дорогих ныне живущих художников (родом из Днепропетровска, сейчас работает в Германии, США) и, безусловно, мирового лидера – не заметили. На мой взгляд, он даже выше по уровню, чем Херст и Кунц. Вы можете представить себе уровень экспертов, не знающих, кто такой Кабаков?
Схемы создания и сохранения крупной коллекции у нас и на Западе очень отличаются?
В 2004 г. у нас был принят прекрасный закон о нулевой ставке на ввоз и вывоз. Но к закону есть масса инструкций, и на таможне каждому товару присваивают код. Произведению искусства тоже присваивают код, и закон накрывается медным тазом. Какие деньги от этого поступают в казну, неизвестно. Сейчас обсуждается тема: снизить налоги на ввоз и увеличить на вывоз. Только это глупость несусветная, потому что купить некоторые вещи у меня не хватит денег, но я могу их на что-то поменять. И я все-таки надеюсь, что моей коллекции найдется место в Украине. Я могу спокойно разместить коллекцию за границей, там ее с удовольствием возьмут музеи. Государство должно стимулировать меня и других коллекционеров, чтобы мы покупали на аукционах произведения искусства и завозили в страну. Когда вступили в действие подзаконные акты, у меня пропало желание этим заниматься – не хочу никого обманывать. Градация цены может быть огромная. Тот же Архипенко продаетяся от $10 тыс. до полутора миллионов, но на таможне требуют 20% именно с полутора миллионов. Поэтому если мне очень понравилось произведение, я прошу продавцов, чтобы оно было в Украине. Каким образом они его доставляют, меня не касается. На территории страны я его покупаю, не нарушая законов.
Многие коллекционеры открывают свои галереи, а вы – нет. Почему?
У меня есть закрытое помещение, где меняются экспозиции. Что касается салона или галереи, то это подразумевает куплю/продажу, а я за свою жизнь не продал ни одного произведения искусства. Я для души собираю. Могу поменять какую-то вещь или подарить. Большой музей частных коллекций, безусловно, нужен, но как чиновникам объяснить, что они не должны брать взятку за кусок земли, на котором он будет построен?
Вашу коллекцию можно рассматривать с точки зрения хорошей инвестиции, которая со временем даст дивиденды, как и любая серьезная коллекция?
Дело в том, что совершенно неожиданно коллекция может оказаться вообще ничего не стоящей. Во время войны, чтобы прокормиться, за буханку хлеба отдавали яйца Фаберже. Пока все хорошо, рынок работает, цены растут. Есть структуры, которые этим рынком занимаются, вот они и говорят, что вложение денег в искусство – это хорошие инвестиции. Но я не рассматриваю вопрос в таком ключе. Инвестиция в душу? Да. Инвестиция в восприятие и впечатления? Тоже да. Инвестиция финансовая? Есть другие более адекватные и просчитанные механизмы зарабатывания денег. Все думали, что нет ничего лучше инвестиций в недвижимость, а оказалось совсем наоборот. Так что я не могу советовать купить произведение искусства только по инвестиционной привлекательности. Если вы купите, то простимулируете прежде всего художника, и он сможет сотворить еще один шедевр.
К деньгам у вас тоже свое философское отношение?
Человек зарабатывает деньги для того, чтобы их тратить. Конечно, существует категория граждан (такие знакомые у меня тоже есть), которые любят коллекционировать деньги. У них денег больше, чем всего остального: здоровья, радости, эмоций. Они готовы сами себе стрижку сделать, чтобы парикмахеру не платить. И это – богатые люди. Таким бесполезно объяснять, что можно купить работу художника. Если он пойдет на этот шаг, то исключительно из-за инвестиционной привлекательности. Если он купил работу за 10 тыс., то через год должен продать за 12, а еще лучше за 20 тыс., иначе даже рассматривать возможность приобретения не будет. Я себя к таким людям не отношу. А что касается моей философии, то для того, чтобы больше зарабатывать, надо больше тратить.
Что для вас в жизни является наибольшей ценностью?
Наибольшей ценностью для меня, безусловно, является свобода. Поэтому я могу понять все, что происходило после «оранжевой революции». Я не комментирую внутреннюю ситуацию в стране, но я себя здесь и сейчас свободно чувствую. Мне могут возразить, мол, это потому, что он икру с маслом ест, ездит на дорогих машинах, но это не так. Недавно был в Москве, и чувствовал себя там очень некомфортно. Очень тяжелый, страшный город, особенно если телевизор включить.
Видно, что по жизни вы идете своим путем, никому не подражая, но для этого нужна смелость. Что вам помогает?
Я понимаю, что мы тут находимся временно. Осознание этого пришло ко мне в 25 лет. Была история, которая очень повлияла на мое мировоззрение: мой близкий друг, крестный моей старшей дочери, в 27 лет погиб в автокатастрофе. И я понял, что мы не вечны, и от возраста это не зависит. Решил, что надо жить так, как тебе позволяют твои чувства, как определяет ситуация, в которой ты находишься. Конечно, нельзя делать разрушительных вещей, например, употреблять наркотики, напиваться, надо соблюдать определенные правила и не мешать жить другим. А все остальное – это личный выбор каждого человека. Я хочу думать и говорить так, как чувствую. Не признаю никакой зависимости. Есть такая самурайская заповедь: два раза в день думай о смерти. Человек должен понимать, что всю жизнь он идет, в общем, к финалу. Но финал у каждого разный.
Мастер альтернативного пути
Живет в Киеве. Женат.
Хобби: путешествия.