Все спектакли Юрия Любимова, прошлые и настоящие, — это страницы одной книги. Он листает ее бесстрашной и уверенной рукой героя нашего времени. В ситуации, когда героев не осталось.
Его выслали и возвращали, спектакли запрещали и разрешали. Но он всегда оставался несломленной, культовой фигурой, символом эпохи, как и созданная им Таганка, потеснившая географическое название, ибо ни разу не изменил себе и своим взглядам.
Трудно найти более известного современного патриарха русской театральной культуры, чем Юрий Любимов — создатель и бессменный художественный руководитель Московского театра на Таганке. Он — явление уникальное, масштабное и удивительное. И слава у Юрия Любимова, как и у его театра, тоже уникальная и фантастическая. По крайней мере на памяти театралов такой славы и популярности не имел ни один театр. Почему? Потому что Любимов не просто талант, он — бунтарь, нигилист и ниспровергатель. Настоящий талант — это всегда вызов, всегда бунт против косности и серости и в искусстве, и в жизни. Любимов еще в середине прошлого века стал новатором театральной формы, полной неистощимой выдумки и фантазии, яркого, всех раздражающего и освежающего театрального действа, в котором чисто по-любимовски смешано все: открытая и раскаленная публицистика, лирика, трагедия, комедия, мелодрама и забытое сейчас многими искрометное искусство скоморохов. Прикоснуться к тайне патриарха предстоит украинскому зрителю — в ноябре почти месяц легендарная Таганка будет на гастролях в Киеве и привезет свои лучшие восемь спектаклей: от классического спектакля «Добрый человек из Сезуана», с чего и началась история Таганки, до свежей премьеры этого года — спектакля «Суф(ф)ле», современного свободного осмысления таких титанов мысли, как Ницше, Кафка, Беккет и Джойс.
Рождение
…Любимову 46 лет, 20 из них — добросовестной актерской работы, безоблачного амплуа лирического
любовника, а впереди — грустный момент перехода на роли пожилых героев. Такой рисовалась биография актера Любимова. А о том, что представляет он из себя как педагог и что делает в Вахтанговском училище, никто из театралов ничего толком не знал. Взрыв этой репутации произошел в тот вечер, когда на публике был показан «Добрый человек из Сезуана» Брехта. Мнения разошлись кардинально. Вместо обычного, рядового педагога вахтанговской школы, человека, в чью задачу входит продемонстрировать профессиональные качества своих учеников, создатель студенческого спектакля предстал абсолютно зрелым режиссером-постановщиком. Мало того, что им был заново открыт Брехт, но уверенно, как само собой разумеющееся дело, были отброшены каноны «учебного» спектакля. Об участниках того «Доброго человека» забыли судить как о студентах — тогда родились имена Савиной и Губенко. Мысль о новом театре появилась у всех, кто присутствовал на спектакле. Любимов оказался счастливчиком. Хоть и поздно, но как режиссер он явно родился в рубашке. Ему предстояло многое, однако в 1963 г. это едва ли можно было вообразить. Не минуло и года, как был создан новый Театр драмы и комедии на Таганке. Прошло еще несколько лет (всего два-три), и к этому театру не просто привыкли — без него уже невозможно было вообразить себе театральную Москву. Почти все его спектакли один за другим становились общественными (не только театральными) событиями.
К 35-летию Таганки (1999 г.) Любимов восстановил «Доброго человека из Сезуана» — назначил всем свидание с легендой. «Героическое поведение, никем не увиденное!», — прокомментировал бы Брехт. А если серьезно, то Таганка, как встарь, снова решилась вмешаться в ход театрально-исторических будней. Оказалось, за 35 лет, как и за последние 11 столетий, мало что изменилось. Времена? Опять тяжелые. И снова мы карабкаемся по отвесной скале. И снова — «все видели и все молчат». Но добрый человек у каждого времени свой. 35 лет назад историю города Сезуана играли как историю о спасенной доброте. Сегодня играют как о стойкости. Этот поступок Любимова, словно молния — таких юных, яростных, стремительных спектаклей сейчас не ставит никто. Характер мэтра здесь воплощен с исчерпывающей полнотой. Можно принимать или не принимать нынешнего Любимова, но во всех его работах видны мужская рука, напор и воля к победе.
Противостояние
…На общетеатральном московском фоне режиссура Любимова признавалась наиболее мужской. Его противостояние обстоятельствам времени и места тоже носило мужской характер: схватка с начальством заводила его так, как может заводить драка с сильным и наглым противником. О том, как главный режиссер Таганки вел себя во время столкновений с чиновниками, ходили легенды: например, одного крупного функционера из министерства культуры Любимов публично назвал «пьяным кучером». Казалось, ему нравилось состояние войны, он получал от этого большое удовольствие. Любимов считался оппозиционером, любимовские артисты не получали почетных званий, его терпеть не мог Андропов, но с популярностью его театра не могло сравниться ничто. Он был глотком свободы в 1960-е и 1970-е годы, ходил по лезвию бритвы, заняв положение официального диссидента, за что и поплатился. Старая Таганка кончилась после того, как Юрий Любимов покинул пределы СССР и был лишен советского гражданства. Об этом противостоянии лучше всех сказал его друг Вениамин Смехов: «…Любимов — из редчайших героев нашего времени. Из тех, кто сопротивлялся на поле боя до конца. К 1982 г. из театральных бойцов он остался в одиночестве, не помирился с властью, не дал себя подкупить. Он сохранил все привилегии неугодного хозяина неугодного театра».
Конечно, Любимов не пророк, но никто еще в театральном мире в тюремном режиме тоталитарной власти не сказал столько правды и на таком уровне искусства. В те времена он был отважен в общении с «подследственными» советской власти — Сахаровым, Солженицыным, Войновичем. Неудивительно, что к 80-летию Солженицына Любимов поставил спектакль по его роману «В круге первом», назвав его «Шарашкой» и сыграв там роль Сталина. «Шарашка» — спектакль, действительно обнаруживший духовное родство патриархов отечественного свободомыслия. Понятно, что А. Солженицын и Ю. Любимов — люди одного поколения и жизненного опыта: они оба одержали личную победу над советской властью. В послесталинское время их обоих сначала превозносили, потом долго мытарили, потом боялись прищучить по-крупному, потом заставили покинуть родину. Для них обоих слово «Родина» пишется только с заглавной буквы. Они оба, живя за рубежом, твердо знали, что когда-нибудь вернутся (в те времена никто, кроме них, в это не верил).
Романтический пафос, заставляющий поэтизировать действительность, какой бы жуткой она не была, присущ обоим. Говоря про Таганку, тут нечего даже доказывать: любой из ее спектаклей был поиском гармонических связей, внутренних рифм шершавого мироздания. Надо понять, что ту же цель преследовала и лагерная эпопея Солженицына…
Повторение чуда
…Когда Любимов, вернувшись из эмиграции, построил другую Таганку, у всех на глазах произошло такое же чудо, как и 40 лет назад, когда не очень известный и не слишком молодой артист превратился в ведущего режиссера большой театральной страны. На этот раз он пришел на развалины: внутренний пафос, державший прежнюю Таганку, улетучился, благоволившее к ней время изменилось, отношения испортились, звезды устали, миф поблек, а огонь в театральном очаге потух. Любимов начал создавать Таганку заново, безжалостно отсекая прежних, воспитывая новых актеров, омолаживая труппу. И вновь это был авторский театр, «театр одного режиссера». Любимов был агрессивен, эгоцентричен, неистов в творчестве, неутомим в работе, и его Таганка снова стала одним из популярных московских театров.
Премьера за премьерой, и все — на достойном уровне и достойных авторов: «Евгений Онегин» Пушкина, «Фауст» Гете, «Марат и маркиз де Сад» Вайса. В стиле и манере Любимова, режиссера с мировым именем, талант которого все так же молод, искрометен и сегодня. Что такое фирменный спектакль Юрия Любимова? Всегда — превосходная, сложнейшая литература (реже — драматургия), филигранно выстроенная форма, схожая по конструкции с музыкальным произведением, яркий актерский ансамбль, где разные поколения прекрасно взаимодействуют друг с другом. А главное — свежесть мировосприятия, ясность и доходчивость мысли. Любимов всегда знает, как и о чем надо говорить со зрителем в данное время. Все вышеперечисленное отличает и одну из последних работ мастера — «Фауст». Путешествуя сквозь времена и пространства, политические строи и театральные эстетики, эта компания, не забывая веселиться и куражиться, занимается поиском ответов на извечные вопросы бытия: какова цена чувств? Не велика ли плата за равнодушие, хотя оно порой и кажется спасением? Насколько привлекательна возможность вершить чужие судьбы, ломать и править их по своему усмотрению, и как это отражается на нашей собственной судьбе? Юрий Любимов философствует и развлекает, мудрствует и лукавит, искушает и наставляет на путь истинный. Оставаясь для сегодняшней публики самым точным прорицателем и властителем душ, Фаустом и Мефистофелем в одном лице.
Красивая осень
…Юрий Любимов давно превратился в миф и легенду. Но за мифом стоит живой человек — парадоксальный, противоречивый, резкий, далеко не всегда справедливый, наделенный неистовой, бешеной жаждой творчества. Последняя премьера «Суф(ф)ле» — свободная фантазия на тему произведений Ницше, Кафки, Беккета и Джойса. На афишах и программках Театра на Таганке новый спектакль называется именно так: «Суф(ф)ле», вторая «ф», отсутствующая в русском переводе, как бы выпадает из слова. А скобки поддерживают и не дают упасть. Буква — тот же человек, маленький человечек, свобода которого не обсуждается, поскольку никому в голову не придет дать свободу букве: поставили — стой, выбросили — и все о тебе забыли, никто никогда не спросит и не вспомнит, что была, мол, и такая еще буква, неплохая, в общем… Очередная премьера 87-летнего мэтра Юрия Любимова на традиционную, можно сказать неизменную, тему Таганки: «Суф(ф)ле» — спектакль о том, как нехорошо человеку жить в обществе. Общество — машина по преобразованию личности в нечто безликое. Власть бывает разной, судьба у человека — одна.
Юрий Любимов из тех патриархов, которые смогли сделать свою осень красивой. Его до сих пор называют красивым вахтанговским юношей с седой головой. В свои 88 лет он не устает без конца утомлять и удивлять молодых коллег — феноменальной работоспособностью, уверенностью, доблестью, вечной готовностью к борьбе, смелой расположенностью дерзить, драться и побеждать.
Красивый человек, красивая жизнь, красивые поступки. Категория красоты для Любимова была одной из самых важных: «У меня всегда было свое художественное кредо. Просто безумная однотонность и одноцветность соцреализма загоняли в угол. Выход был в другом понимании эстетики. Авторов я выбирал не по политическим, а исключительно по эстетическим критериям — если они были созвучны моим представлениям о красоте. В это понятие я вкладывал свое представление о гармонии».