У всех великих режиссеров одна человеческая цель — обобщить реальность, убедить в ней мир и приблизиться к истине, которая не предполагает изменений.
Живой классик польского и мирового кино Анджей Вайда в свои 80 лет восхищает прежде всего тем, как творчество продлевает молодость, заставляя отступить старость, — подтянутый и стремительный, с молодой энергией в глазах. И только потом — интеллектом, талантом и жизненным опытом.
А ведь режиссера, которого сейчас называют создателем признанных шедевров мирового кино, могло и не быть. В детстве Анджей хотел быть служкой в костеле и не мог преодолеть свою чрезмерную застенчивость. И вот он уже почти 50 лет беспрестанно командует на съемочной площадке, спокойно объясняя эту странность: «Видно, всему на свете можно научиться».
Рождение: наблюдатель
Он очень рано повзрослел, в 13 лет пошел работать, чтобы не угнали в Германию. Всю юность наблюдал войну, потом война станет темой всех его первых фильмов, о чем он скажет: « В Польше надо постоянно оправдываться: почему в такие-то годы ты не сидел в тюрьме или как могло случиться, что тебя не расстреляли. У меня не было выхода, требовалась самореабилитация. Ею стало мое кино». Эти фильмы прославят его на весь мир. А во время войны Вайду не убили, потому что его держала одна навязчивая мысль, что с ним не может произойти ничего плохого, поскольку после войны он обязательно должен поступить в Академию художеств.
Становление: художник
И он поступил, самоотверженно учился мастерству, были даже первые персональные выставки. Но летом 1949 года Вайда бросил краковскую Академию изящных искусств. Потому что не мог не задавать себе жестокий вопрос: стоит ли рисовать, если великим художником все равно не станешь? Тем не менее спустя годы скажет: «Всем, что я понял в искусстве, я обязан академии. Независимо от конфликтов разного рода, здесь все говорили об искусстве, жили им, мыслили его категориями. Киношкола же была только технической мастерской, здесь учили, как делать кино и как ориентироваться в ситуации, в которой находилась страна. Любую тему можно показать на экране, но что из нее следует, почему кино должно быть искусством — все это я узнал раньше, рисуя и споря с друзьями-художниками в краковской Академии изящных искусств».
Прозрение: режиссер
Талант проявляется в особых условиях, когда он становится особенно востребован. Когда в 26 лет А. Вайда взял в руки камеру, он был самым молодым режиссером в Польше. В 30 его уже называли «старым классиком». После триумфа в Каннах фильма «Канал» он понял, что ему есть что рассказать миру: «Я сделал фильмы «Канал» и «Пепел и алмаз», чтобы некоторые молодые люди могли их увидеть и сделать следующий шаг — только и всего. Это задача художника в любые времена, даже в самые скверные». Он снимал социально значимые фильмы, но никогда не был маньяком политического кино и поддерживал контакт со своим зрителем всегда за спиной власти. Когда Спилберг вручал ему «Оскара», то решил особенно подчеркнуть свободную гражданскую позицию художника, без которой нет настоящей личности: «Пример Анджея Вайды напоминает всем нам, что иногда история испытывает наше мужество, заставляет сдавать неожиданный и серьезный экзамен в том случае, если зрители ждут от нас чего-то, что укрепит их дух. Тогда мы можем оказаться перед лицом необходимости рискнуть карьерой, чтобы защитить честь и свободу наших сограждан».
«Моя стихия — это действие, движение, кино»
«&»: Одна из легенд о древнегреческом философе Гераклите гласит, что, появляясь среди людей и видя, как плохо устроена их жизнь, философ каждый раз плакал. Вы же, господин Вайда, живя в стране, где по вашему же выражению «каждый поступок был преждевременным, а каждая книжка запоздалой», когда-то были абсолютно уверены, что своими фильмами сможете изменить мир к лучшему. Получилось? Или сейчас вы придерживаетесь иной точки зрения?
А. В.: Вопросик! Да, глядя на некоторые события нашей жизни, можно и сейчас слезами обливаться. Но плакать — не лучший стимул к действию и не лучший способ изменить мир.
Конечно, в силу своего возраста я подвожу определенные итоги прожитой жизни. Будучи молодым, я верил и надеялся, что мир можно изменить к лучшему, что кино, как искусство ХХ века, могло бы послужить этому особенно успешно. Мы верили, что люди разных рас, стран и континентов, узнав друг друга благодаря фильмам, сольются в дружбе и согласии. Между тем мир как был, так и остался тяжелобольным, и предлагай-не предлагай ему, как ребенку, новые игрушки — здоровее от этого он не становится. В кинотеатрах каждый день показывают новые фильмы, но упования на то, что благодаря им мир осознает свою вину и прямой дорогой зашагает к всеобщему счастью, куда-то испарились. Искусство спасает, а не учит. Я стал более философски смотреть на проблему. С возрастом поневоле свыкаешься с мыслью, что тебе не удалось изменить мир. Сначала ты удивляешься, потом перестаешь стыдиться, а потом, к собственному удивлению, радуешься, что все осталось так, как в первый день творенья.
«&»: Вы с детства мечтали стать художником, но бросили Академию изящных искусств ради киношколы. Что тогда повлияло на ваш выбор, тем более есть мнение, что режиссуре научить нельзя?
А. В.: Мне никогда не удавалось вразумительно ответить на этот вопрос даже самому себе. Возможно, тогда тому причиной стала дружба с художником Анджеем Врублевским, чей яркий талант и острый ум безгранично восхищали меня. Я растерялся, утратил веру в себя, мне не хотелось быть одним из многих выпускников художественной школы. И я не стал художником, не выстоял, дезертировал. Получается, что стал кинематографистом после встречи с художником с таким богатым живописным воображением, что мой пластический мир, бедный и бесформенный, обратился в бегство. Но я таким образом понял сразу две вещи. Во-первых, есть люди лучше меня и их нужно догонять изо всех сил. А во-вторых, существуют впечатления, которые будоражат сильнее, чем реальность.
Когда я учу режиссуре, то не пробую исправлять сценарий, если он кажется мне слабым, я не навязываю исполнителей или место съемок. Да, я указываю на слабости, но не стараюсь доказать свою правоту и тем более подчинить своей воле. Сильные характеры неуступчивы. Для них нет иного пути, как только учиться на собственных ошибках.
«Мои «доходы» — это те фильмы, о которых сам хорошо думаю»
«&»: Ваши фильмы часто удостаивались высочайших наград и профессионалов, и публики. Что в вашем понимании значит успех и успешный фильм?
А. В.: Фильм живет жизнью мотылька, редко когда дольше. Чтобы понять его успех или провал, надо знать обстоятельства, в которых он создавался. Я как-то попытался составить баланс приобретений и потерь своей жизни. Наступает момент, когда человек должен прекратить деятельность, которая вроде бы ведет его от успеха к успеху. Может быть, успех кроется совсем не там, где мы привыкли его ждать? Может, его определяют не те, кто на нас смотрит, а мы сами? Сегодня я не могу однозначно ответить на многие вопросы. Но в графу «доходы» я записал бы несколько фильмов, которыми доволен не потому, что они были встречены лучше, чем остальные, а потому, что сам хорошо о них думаю. Это касается тех фильмов, которые появились вовремя, — именно тогда, когда им и следовало появиться. Ведь можно было сидеть себе, ждать, когда придет свобода, и только тогда снять «Человека из железа». Но тогда с экрана в души поляков проникали токи, которые копились там, чтобы в подходящий момент выплеснуться с необычайной силой и привести нас к свободе. Я всегда считал, что мое место среди тех, кто реально осуществляет перемены. Нельзя перечеркивать сделанное в те годы. Я никогда не ставил своей целью сотворить шедевр. Это тоже можно записать себе в плюс. Снимать картину за картиной — вот единственный путь к надежде, что какая-то из них окажется достойной.
«Мои страхи — это моральное беспокойство»
«&»: У каждой эпохи был свой миф о счастливом герое: святой, гений, мудрец, красавец. Счастливый человек нашего столетия — это человек при деньгах. Но иметь деньги и быть счастливым — не всегда одно и то же. Как же найти героя нашего времени?
А. В.: Это та проблема, над которой я постоянно размышляю. Кстати, книга Лермонтова постоянно лежит на моем рабочем столе. Я мучительно пытаюсь понять, кто является героем нашего времени? Тот, кто много денег зарабатывает, или тот, кто отошел от мира, смотрит на небо, облака? Герой ходит среди нас, но мы пока не можем его назвать, выделить, обрисовать. Первое впечатление от героев Чехова — они не могут быть героями вообще, никогда, ни в какие времена. Но они будоражат сознание уже нескольких поколений. И не только в России, а во всем мире. Несколько раз мне удалось почувствовать героя в моих фильмах, а сейчас не знаю. Но герой появится.
«&»: Именно поэтому вы постоянно в разные периоды своей жизни обращаетесь к Достоевскому, чтобы не потерять ориентиры?
А. В.: Я думаю, что все самое важное о людях, о себе, о мире я узнал, работая над Достоевским. Он чуть ли не единственный писатель в мире, который вселяет беспокойство. Это беспокойство нужно человеку. Его романы о нас самих, о худших сторонах наших, от которых мы хотим избавиться. Мы хотим стать другими. Все зависит от того, изменимся мы в лучшую или в худшую сторону. У меня, например, нет беспокойства из-за амбиций: тот ли я человек, каким хочу быть, или каким меня хотят видеть окружающие? Уверен, что я на своем месте. Нет беспокойства из-за работы: той ли работой я занимаюсь и достаточно ли хорошо ее выполняю? Я всю жизнь занимаюсь любимым делом — люблю кино, его стихия составляет смысл моей жизни. Есть беспокойство из-за здоровья и из-за времени: хватит ли у меня времени, чтобы сделать то, что я хочу? И есть моральное беспокойство о том, куда мы все идем. Но все страхи — это в каком-то смысле стимулы к действию. Слабого они могут вывести из терпения, но человечество в целом обязательно нужно стимулировать.
«Мои надежды — это вера в то, что миру хватит здравого смысла»
«&»: Вы как-то сказали, что даже если жизнь похожа на скучную пьесу в театре, не стоит спешить уходить до конца спектакля. Значит, вы — безнадежный оптимист, несмотря ни на что? «Я всегда считал, что мое место среди тех, кто реально осуществляет перемены» Родился в 1926 г. в городе Сувалки. Учился живописи в краковской Академии изящных искусств. Не закончив курса, поступил на режиссерский факультет Лодзинской киношколы (окончил в 1954 г.). Дебютировал фильмом «Поколение» (1954 г.), положившим начало «польской школе кино», признанным лидером которой Вайда становится после второй своей картины «Канал» (1956 г., специальный приз на МКФ в Канне, 1957 г.). Наивысшим достижением режиссера стал его третий игровой фильм — «Пепел и алмаз» (1958 г., премия «ФИПРЕССИ» на МКФ в Венеции-59). Ставит цикл политико-публицистических лент, прямо и недвусмысленно вмешивающихся в общественную жизнь Польши 1960-80-х гг. («Все на продажу», 1969 г.; «Человек из мрамора», 1976 г.; премия «ФИПРЕССИ» на МКФ в Канне-78; «Без наркоза», 1978 г., приз экуменического жюри на МКФ в Канне-78; «Человек из железа», 1981 г.; главная премия на МКФ в Канне-81; «Дантон», 1982 г. во Франции, приз «Сезар» за режиссуру). С конца 1950-х гг. начинает работать в театре. В 1989-91 гг. был художественным руководителем варшавского театра «Повшехны». Творчество режиссера удостоено ряда престижных международных премий в Италии, Греции, Японии. В 1972-1983 гг. А. Вайда руководил творческим объединением «Икс», ставшим центром «кинематографа морального беспокойства». В 1978-82 гг. — председатель Союза польских кинематографистов. В 1989-91 гг. — сенатор Польской Республики. Ему присвоено звание почетного доктора наук университета в Вашингтоне. С 1997 года избран во Французскую академию. Кавалер орденов Почетного легиона двух степеней. В 2000 г. награжден «Оскаром» за выдающийся вклад в мировое кино. В 2006 г. получил на «Берлинале» почетного «Золотого медведя» за творческую деятельность. Сейчас занят съемками фильма о Катынской трагедии. Живет в Варшаве, работает по всему миру.
А. В.: Я всегда был оптимистом. Даже сейчас, понимая, что все, что я люблю и знаю, может быть сожжено дотла в течение часа: не успею я сосчитать до десяти, как исчезнут Варшава, Киото, Лондон, Нью-Йорк, Москва. Нам сейчас кажется, что мы живем очень хорошо. И я искренне так думаю. Но при этом у нас нет никакой гарантии. Сегодня постоянно происходят события, которых никто не мог предвидеть. Ну кому могло прийти в голову, что на Нью-Йорк могут так напасть? Я родился в 1926 году, но, учитывая, сколько событий может сегодня произойти за десять секунд, эту дату отделяет от меня не 80 лет, а неизмеримая эпоха и утраченная невинность. И все же я не жалею о той невинности. Я стал любить жизнь ничуть не меньше, а даже сильнее. Пожалуй, я мог бы подписаться под словами Сократа: «То, что я понял, — прекрасно, то, чего я не понял, по-видимому, — еще прекраснее». И я очень надеюсь, что в этом прекрасном мире хватит здравого смысла, чтобы не взлететь на воздух.
