Успех последних побед популистов отражает нерешительность мирового электората. Существует ли еще идея, способная объединить людей и возродить стабилизирующую силу партий?
Сейчас не очень хорошее время для политических партий, особенно c традиционными ориентациями. Даже в старых демократических государствах ушли времена, когда можно было рассчитывать на две основные партии — одну социально-демократическую, а другую — правее от центра. А в новых государствах посткоммунистического мира никогда и не возникали такие двухпартийные системы. В настоящее время крупнейшие партии редко могут надеяться набрать две трети голосов избирателей. Весьма часто им приходится формировать «большую коалицию».
Упадок партий отражает упадок класса. Старый пролетариат и старая буржуазия ушли. Вместо них мы видим то, что иногда называли «выровненным обществом среднего класса».
Сама структура общества стала шаткой. Нет социальных групп, на базе которых можно создать постоянные организации. Люди в некотором смысле являются эмоционально бездомными. Это означает, что их интересы меняются по мере изменения ситуации, они больше не находят политического приюта в партиях, но реагируют на ситуации, на смутные настроения и прежде всего на призывы к чувствам.
В таких условиях процветают популисты. В некоторых случаях это отдельные личности — такие, например, как президент Венесуэлы Уго Чавес или бывший премьер-министр Италии Сильвио Берлускони. Обычно они выходят на политическую сцену из крайних, но им удается сформировать очень персонифицированную группировку. В качестве примера можно назвать Йорга Хайдера и его австрийскую Партию свободы, Жан-Мари Ле Пена и его французских националистов, Анджея Леппера и его Польскую крестьянскую партию или премьер-министра Роберта Фико и его руководство в Словакии.
При этом следует отметить, что большое число популистских лидеров сумели прийти к власти в последние годы. Их успех отражает нерешительность электората и все больше воспринимаемую им несправедливость глобализации, а также страх многих людей в отношении меньшинств, иммигрантов и иностранцев вообще.
Эти популисты обещают решения, которые идут вразрез с обычаями и нормами умеренности, центристской демократической политикой и интернационализмом, стремящимся к поддержанию мира и процветания.
Но есть основания считать, что большинство популистов недолговечны — до тех пор, пока люди принимают выборы и их результаты. В противном случае они могут уйти так же быстро, как пришли. Избирателям не нужно много времени, чтобы обнаружить, что обещания популистов были пустыми. Придя к власти, те просто способствуют формированию плохого правительства. Почти наверняка поляки и словаки скоро поймут, что их новые популистские правительства приносят больше вреда, чем пользы своим странам.
Безусловно, это плохое утешение. С одной стороны, некоторые популистские лидеры могут не принять результатов следующих выборов. Сильвио Берлускони, например, потребовалось много времени, чтобы признать свой проигрыш. Кроме того, популистские эпизоды являются признаками, лежащими в основе неустойчивости, которая не служит национальному прогрессу и не вносит вклад в международный порядок. Австрия заплатила за свою интерлюдию Хайдера, а Франция не извлекла никакой пользы из последнего тура выборов между Шираком и Ле Пеном на последних президентских выборах.
Есть ли какое-нибудь средство избавления от этого? В последние годы политические партии пользовались плохой репутацией у прессы, на что есть веские причины. И все же они действительно выполняют полезную функцию, связывая воедино интересы и проблемы, тем самым обеспечивая элемент стабильности в политической системе.
Существующим партиям срочно нужно вновь получить поддержку граждан. Для того чтобы преуспеть, необходима программная ясность, организационная честность и понимание проблем общества, которые потеряли свои традиционные структуры, — они ушли навсегда. Но либерально-демократический порядок не может добиться успеха с помощью ситуативной политики, построенной на народном негодовании. Ему необходимо чувство среднего срока и обязательство по отношению к рациональному обсуждению проблем. Поскольку одна традиция, которую можно восстановить, — традиция просвещенного мышления — является самой важной из всех.