Судьба человека

Может быть, он делает не лучшее искусство в мире, зато его биография полна вдохновляющих эпизодов.

Названный в прошлом году самой влиятельной фигурой арт-мира, китайский художник Ай Вэйвэй не имел ни одной персональной выставки на родине. Зато он сидел несколько недель в тюрьме, был избит полицией, а его новую мастерскую в Шанхае год назад снесли китайские власти. Когда он возглавил список «Power 100» лондонского журнала Art Review, представитель МИД КНР заявил: «Я думаю, в Китае есть много других художников, способных стать достойными кандидатами для журнала».

Может быть, это и так, ведь китайское искусство сегодня на подъеме. Однако жизнь и творчество Ай Вэйвэя интересны сами по себе независимо от его позиции в рейтингах.

Как-то раз художник откровенно сказал журналисту: «Я не люблю Китай. Даже сейчас у меня нет эмоциональной близости с этим местом». Действительно, судьба не дала Ай Вэйвэю шанса привязаться к родине. Он родился в 1957 г. Его отцом был знаменитый китайский поэт Ай Цинн, в 1958 г. вместе с семьей высланный из Пекина на трудовое перевоспитание.

Семья вернулась в столицу в 1978 г., когда окончилась «культурная революция» и начался «период открытости». Молодой Вэйвэй смог поступить в Пекинскую киношколу, однако через два года бросил занятия, показавшиеся ему скучными, и предпочел неопределенную деятельность в составе авангардной арт-группы «Звезды». Благодаря разгону властями нонконформистской выставки 1979 г. о «Звездах» заговорили в мире, и вдохновленный успехом Ай Вэйвэй переехал в США.

Отправляясь в Америку, Ай сказал матери, что станет новым Пикассо. Поначалу все к тому и шло. В 1981 г. он поступил в нью-йоркскую школу искусств и дизайна «Парсонс», но вскоре и эта учеба ему наскучила. Парень увлекся дадаизмом и поп-артом, лучшим искусством для него стала интеллектуальная игра с нехудожественными предметами (ready-made) и образами массовой культуры, а лучшим образованием – посещение нью-йоркских галерей и библиотек и жизнь в богемно-маргинальном районе Ист Вилладж. Этот жизненный опыт дал Ай Вэйвэю большое преимущество перед многими современными китайскими художниками, знающими западное искусство, но не глубоко знакомыми с его подоплекой.

Впрочем, поначалу концептуальное искусство, которое пытался делать Ай, не нравилось ни коллекционерам, ни критикам. В первой половине 1980-х на мировой арт-сцене, подуставшей от интеллектуалов, доминировал неоэкспрессионизм, поэтому начинающему дадаисту, к тому же нелегально проживающему в США, приходилось подрабатывать строителем, типографским работником и даже няней. Американские похождения Ай Вэйвэя были прерваны в 1993 г., когда из Китая пришла весть о тяжелой болезни отца. Вернувшийся на родину 36-летний Ай чувствовал себя полным неудачником. Впрочем, аутсайдерство – лучшее состояние для отчаянных занятий искусством. Культурная ситуация в Китае также этому благоприятствовала. Пока в 1980-х художник жил в Америке, на его родине пережили бум реалистической живописи и созрели к концептуализму, которым увлекался Ай Вэйвэй. К тому же государство ослабило цензуру в отношении contemporary art, а с середины 1990-х стало поддерживать, как оказалось, перспективную отрасль экономики.

Но Ай Вэйвэй не видел себя слепой художественной силой, обслуживающей бурно растущий арт-рынок. Его работы 1990-х – это по сути хулиганские выходки против ханжества и дутых авторитетов. Он создает из антикварной мебели абсурдные предметы в стиле Дюшана, разбивает урну династии Хань, фотографирует свою жену, позирующую с поднятой юбкой на фоне портрета Мао Цзэдуна, «изучает законы перспективы» с помощью среднего пальца, направленного в сторону площади Тяньаньмэнь и т. п. «Не уверен, что я хорош в искусстве, но для меня это один из путей, ведущих к свободе», – говорил он в 49 лет.

Освободившись сам, художник озаботился свободой соотечественников. Масштабные произведения 2000-х, посвященные жизни маленького человека в большом жестоком государстве, сделали Ай Вэйвэя признанным мировым художником и неблагонадежным китайским гражданином. Одна из его лучших работ была реализована совсем недавно, в 2010-2011 гг. в лондонской галерее Tate Modern. Засыпав пол «Турбинного холла» (3,4 тыс. кв. м) «семенами подсолнечника» (100 млн. шт.), сделанными вручную из фарфора, художник разрешил посетителям свободно по ним ходить. Возможно, кто-то из них, наблюдая за тем, как двухлетний труд неизвестных рабочих превращается в керамическую пыль, подумает об уникальности человеческой жизни и о том, как дешево может она цениться.

Залишити відповідь