Люди часто спрашивают, удалось ли регулирующим и законодательным органам исправить неполадки в финансовой системе, которые чуть не стали причиной новой мировой Великой депрессии. Если коротко – нет.
Конечно, финансовый кризис масштабов 2008 года в ближайшем будущем нам не грозит, потому что большинство инвесторов, регуляторов, потребителей и политиков еще некоторое время будут помнить о том, как висели на волосок от финансовой гибели. Эти воспоминания не дадут им пуститься во все тяжкие, рискованные предприятия новыми силами. Но с фундаментальной точки зрения ничего не изменилось. Законодательство и регулирующие требования, сформированные в разгар кризиса – простые, наспех сделанные заплатки для сохранения статуса кво. Политикам и регуляторам так и не хватило смелости и интеллектуальной убежденности в том, что финансовому миру нужна более прозрачная и стройная система.
Выступая на ежегодной конференции центральных банков в Джексон Холле, штат Вайоминг, представитель Банка Англии Энди Холдейн очень убедительно призывал своих коллег упростить банковское регулирование. Холдейн справедливо указал на то, что система, которую мы имеем сегодня, выросла из нескольких простых и весьма специфичных правил до умопомрачительных статистических алгоритмов оценки риска и достаточности капитала. Сложность законодательной системы тоже растет в геометрической прогрессии. Так, американский Закон Гласса-Стиголла от 1933 года умещался всего на 37 страницах и помогал обеспечивать финансовую стабильность почти семь десятилетий. Последний же закон Додда-Франка о реформе Уолл-стрит и защите потребителей раскинулся на 848 страниц, при этом регулирующим органам потребовалось издать еще сотни дополнительных документов, чтобы разъяснить правила поподробнее. В целом, чтобы познакомиться с этим законом в полном объеме, придется прочитать 30 тыс. страниц юридического текста.
Холдейн также отметил, что даже Правило Волкера, предназначенное для того, чтобы возвести надежную стену между коммерческой и торговой деятельностью банков, вышел из всех юридических каналов и инстанций сильно размытым. В его основе лежит простая идея, предложенная бывшим председателем Федеральной резервной системы. Но юристы умудрились ее замылить и развести на сотни страниц малопонятного юридического текста. По крайней мере, сама проблема вполне проста: финансы усложнялись, регуляторы, стремясь не отставать, усложняли правила. У недофинансированных государственных агентств нет никаких шансов выиграть эту гонку вооружения
Даже в 1990-х регуляторы в частной беседе жаловались на то, как сложно удержать людей, разбирающихся в быстро эволюционирующих рынках производных инструментов. Помощников аналитиков, год проработавших с деривативами, сманивали частные компании, предлагая зарплату, в пять раз выше предложенного государством жалования. Примерно в то же время, в середине 1990-х, ученые начали публиковать свои работы, в которых говорилось о том, что для современной банковской системы нет ничего эффективнее саморегулирования. Позвольте банкам самим создавать свои системы управления рисками, проверьте их, не в даваясь в подробности, а потом жестоко накажите тех, кто получит убыток, превышающий согласованные значения. Многие экономисты утверждали, что эти модели ущербны, потому что систему нельзя строить на страхе перед наказанием, особенно в случае, когда общий коллапс угрожает большей части финансового мира. Но труды все равно публиковались, и часть предложений даже воплощалась в жизнь. Нет смысла сейчас перечислять, к чему они привели.
Самый простой и эффективный способ упростить регулирование был изложен в серии публикаций Антаной Адмати из Стэнфорда (в соавторстве с Питером ДеМарзо, Мартином Хеллвигом и Полом Пфлейдерером). Суть заключается в том, чтобы заставить финансовые компании искать пути сбалансированного финансирования и не полагаться слишком сильно на долговой капитал. Антана и ее коллеги рекомендуют требования, которые вынудят финансовые компании геренировать финансирование через собственный капитал, либо при помощи сохранения нераспределенной прибыли, либо, в случае с открытыми акционерными обществами, при помощи выпуска акций. Статус кво же позволяет банкам слишком сильно полагаться на поддержку налогоплательщиков, поддерживать минимальную маржу собственного капитала, рассчитывать на долговое финансирование гораздо сильнее, чем любая нефинансовая компания. У некоторых крупных компаний, таких как Apple, вообще практически нет долгов. Если банки будут в большей степени полагаться на собственный капитал, им будет проще справиться с потенциальными убытками.
Финансовая индустрия жалуется, что попытки повысить требования к финансированию через собственный капитал приведут к сокращению объемов кредитования, но это откровенная чушь в нашем мире, где все стремится к равновесию. И все же правительства не спешат двигаться в этом направлении. В новом базельском соглашении присутствуют лишь крупицы настоящих изменений. Конечно, непросто провести финансовую реформу в условиях стагнации мировой экономики, не опасаясь, что сокращение кредитования превратит вялый рост в полномасштабную рецессию. И конечно же, в этих страхах тоже виноваты ученые, которые до сих пор яростно защищают красивые, но совершенно оторванные от жизни модели идеальных рынков, создающих иллюзию безопасности в системе, полной рисков. Модная идея – позволить банкам создавать «условный капитал» (долг, который превращается в собственный капитал в случае системного риска) – выглядит более вменяемой, чем предложение наказывать их в случае кризиса. Менее сложная и более прозрачная система будет стимулировать кредитование и усиливать стабильность. Сейчас самое время вернуть регулированию финансовых рынков здравый смысл.
По материалам Project Syndicate