Если верить тому, что внимание – главный ресурс современного мира, то Украина за последние месяцы стала объектом довольно щедрых инвестиций. Достанется ли их часть местному искусству, о талантах которого по привычке принято рассуждать как о недостаточно признанных на международном уровне? Может и так. В специализированных изданиях появляются тексты под заголовками вроде «Ukraine’s art uprising» («Подъем украинского искусства»), корреспонденты Art in America и artforum.com приезжают в Украину на «Maidan Voyage» («Майдановский вояж» – так называется материал, вышедший на artforum.com) и т. д. В мае «ПинчукАртЦентр» открыл у себя новую экспозицию «Страх и надежда», в которую вошли несколько свежих работ молодых украинских художников. Один из них – Никита Кадан – объяснил свой скепсис в отношении упований на «украинский тренд» в мировом искусстве.
Как, по-вашему, может ли на волне общего мирового интереса к нашей стране современное украинское искусство получить больше международного признания?
Знаете, я давно уже не мыслю категорией «украинское искусство». И себя в последнюю очередь воспринимаю его частью. У меня нет этого корпоративного духа национального искусства, дожидающегося признания и успеха. Я не украинский художник, я свой собственный. Я – украинский гражданин, человек, но художник я попросту единичный.. Меня интересуют украинская реальность, общественная жизнь, наш социальный климат, а не национальные особенности здешнего искусства. . «Искусство из Украины» – это другое дело, в нем нет обязательств перед национальной школой. Только перед местом пребывания и исследования.
Что касается моей выставочной деятельности, то она, какой была, такой и остается. Уверен, что и для других художников, работающих в открытой ситуации, ничего не изменилось. Если вы будете сильны в осмыслении того, что произошло в Украине, то это и станет причиной для того, чтобы ваша работа была интересна остальному миру.
Мне не симпатичны деятели культуры, потирающие руки в ожидании всплеска мирового интереса к их творчеству в связи с событиями, которые к нему отношения не имеют. Может быть, кто-то, кто долгие годы делал какую-то однообразную галерейную ерунду, ожидает, что теперь, когда произошел этот общественный прорыв, вдруг начнут ее активно в мире выставлять. Нет. Это по-прежнему не интересно и никому не нужно.
Хорошо. Те, кто делал «галерейную ерунду», могут оставить свои надежды. Но мои любительские представления об арт-маркетинге позволяют предположить, что существуют художники, делающие, что называется, сильные вещи, но об их деятельности знает лишь узкий круг людей, который может быть расширен.
Те, кто делает сильные вещи и кому признание хоть зачем-то нужно, в принципе, его получают. Сегодня существует огромное количество возможностей показать свою художественную продукцию. Сейчас время огромной прозрачности, большого количества репрезентационных ресурсов. Другое дело, когда эта художественная продукция оказывается довольно банальной и не слишком интересной, тогда начинают жаловаться на какой-нибудь «заговор кураторов», которые топчут живое и подлинно национальное творчество.
То есть те, кому на самом деле надо вот сюда, в центр, под софиты, и кто действительно этого хочет, они туда уже зашли. Кого-то, кто занят собственной художественной проблематикой, туда затянули силком. А есть такие, кого насильно не затянешь, потому что они сознательно выбрали эскапистскую позицию. Например, Федор Тетяныч (легендарный персонаж киевского художественного андеграунда, известный также под именем Фрипулья. – Прим. ред.) цеплял художественную систему лишь по касательной. Его уже нет в живых, но и при жизни он был далеко не самым интегрированным в художественную репрезентацию человеком. Его попросту другое интересовало. Не место в системе современного искусства.
И сегодня есть эскаписты?
Конечно. Андрей Сагайдаковский, например, который выбрал маргинальное существование. Но все равно его работы находят, выставляют.
Но вот относительно недавно происходили события, получившие название «арабской весны», а после них в арт-мире заговорили о художниках с Ближнего Востока и Северной Африки. Получается, что история им подыграла. Вероятно, там были хорошие художники, творчество которых вошло в сцепку с неординарными событиями.
Было бы что сцеплять. Должна же быть сила реагирования на происходящее. Сами «потоки», на которых можно «подняться наверх», бывают разные. Это может быть медийное внимание, прикованное к региону, а могут быть, например, большие деньги, имеющиеся в этом регионе. С помощью указанных средств художников куда-то периодически пытаются «запустить». Насколько я помню, в украинском художественном сообществе на такое возлагалось много надежд. Что, мол, как только в здешнюю художественную продукцию сделают инъекцию больших денег, то она как-то качественно изменится.
И что?
Ничего на самом деле не меняется.
А были инъекции?
Да, что-то было. Возили украинские выставки под соусом рыночно потенциального, нового тренда, недавно что-то похожее открыли уже под соусом революционного. А материал совершенно однороден, меняется лишь упаковка.
Вернемся к художникам с Ближнего Востока. Мне кажется, что, кроме революции, у них есть, так сказать, длинная тема. Очень больная, горячая, интересная Западу, на которую можно много лет художественно высказываться. Например, исламский консерватизм, гендерное неравенство и т. д. В Украине отыскиваются, грубо говоря, подобные трендовые темы?
Я вообще очень не хотел бы рассуждать в этой логике «трендов», в которые можно превратить социальные проблемы. Материал есть везде. Нигде нет земного рая. Катастрофа по миру размазана относительно равномерно, разумеется, что где-то есть сгущения. Но речь не о том, чтобы стать «представителем» неких общественных проблем, когда они попадают в центр внимания, о том, чтобы в любой ситуации оставаться верным реальному. Есть базовая для занятий искусством категория – верность реальности. Это может быть реальность общества, в котором ты живешь, реальность твоего персонального опыта, реальность эстетической проблематики, то есть собственная реальность искусства. Сильное искусство основывается на верности реальному. А уже на какой «воздушный поток», на какую «волну» все это сядет – не задача художника, и не находится в его компетенции.
Мне интересны художники Акрам Заатари и Марва Арсаниос из Ливана. У них в работе есть вот эта заостренность, которую дает с одной стороны зрелище катастрофы в твоем собственном жизненном пространстве, а с другой – поиск максимально точного образа, ответственность перед опытом травмы и ответственность перед искусством. Наверное, их признание обеспечено тем, что, да, это Ливан, горячая точка. Но когда смотришь на работы, сразу верится что вопросы признания для этих людей далеко не на первом месте.
Собственно, все это ценно как повод постоянно задавать себе вопрос: а зачем ты вообще искусством занялся? Потому что чешуя цинизма нарастает с годами все равно, но под нее имеет смысл время от времени заглядывать, проверять, осталось ли что от тебя.
New Ukrainian painting
Никита Кадан родился в 1982 г. в Киеве. В 2007-м окончил столичную Национальную академию искусств и архитектуры. Сооснователь арт-объединения Р.Э.П. (Революционное Экспериментальное Пространство), в состав которого, кроме него, входят художники Ксения Гнилицкая, Леся Хоменко, Лада Наконечная, Жанна Кадырова и Владимир Кузнецов.
Сегодня Кадан – один из самых значимых молодых украинских художников, создающий живопись, графику, арт-объекты и инсталляции на социально-политическую тематику. Нередко сотрудничает с архитекторами, социологами, активистами, борющимися за права человека.
Лауреат главной премии «ПинчукАртЦентра» (2011 г.), частной общенациональной премии в области современного искусства для молодых украинских художников до 35 лет. Участник выставок: «ЯКЩО/ЕСЛИ/IF. Украинское искусство на переломе» (2010 г.) в пермском музее современного искусства PERMM; «Eyes looking for a head to inhabit» (2011 г.) в музее MSL в Лодзе; «The Desire for Freedom. Art in Europe Since 1945» (2012, 2013 гг.) в Берлине, Милане, Таллинне и Кракове, «The Future Generation Art Prize» (2013) на Венецианской биеннале и др.
Живет и работает в Киеве.