В идее заняться танцами в свободное от работы время не так много праздности, как может показаться на первый взгляд. Если подойти к этому дело осознанно, конечно (хотя даже это не строго обязательно). Как ни крути, чем бы мы ни занимались, в этом участвует тело. Конечно, существует давняя привычка отделять его от ума, особенно среди людей, зарабатывающих на жизнь с помощью своего интеллекта, кофе-машины и пачки сигарет. Но вряд ли кто-то станет отрицать довольно тесную связь плоти и духа. Вопрос в том, чтобы почувствовать реальную тесноту этой связи и научиться ею пользоваться. О прагматике современного танца – разговор с танцором и хореографом Александром Андрияшкиным, который стал гостем Международного фестиваля современного танцевального театра «Зеленка» (Zelyonka-fest 1.4), проходившего в Киеве весной 2014 года в четвёртый раз в своей истории.
Александр, вы профессионально занимаетесь современным танцем, а также даёте тренинги для любителей, которые хотят получить телесные навыки для так называемой «обычной жизни». Как вы лично объяснили бы новичку, который выбирает между «бальными танцами» и contemporary dance (современным танцем) разницу между двумя этими практиками?
Грубо говоря, бальные танцы – это сложившаяся эстетическая форма, система с определёнными идеалами. Если ты будешь следовать этой системе, и если ты достаточно талантлив и упорен, то через какое-то время, ты с большой долей вероятности сможешь этим идеалам соответствовать. Современный танец, в той форме, по крайней мере мере, которая мне интересна, которой я занимаюсь, исходит не от желания кем-то быть, а от намерения понять, кто ты есть. И работать с тем, что есть. То есть не подчинять себя некому идеалу, сформировавшемуся образу, а разбираться в себе. Что представляет собой твоё тело, что оно может сейчас и что ему мешает быть эффективным. Но, конечно же, очень многое зависит от педагога.
Значит, любитель, который на досуге решил «пойти на танго», будет овладевать техникой, формами движений, которые, как я понял, довольно сильно канонизированы. А тот, кто погружается в contemporary dance, займётся самопознанием?
Я понимаю вашу идею противопоставления, но она, как по мне, опасна. Думаю, если пригласить сюда преподавателя танго, он найдёт, что на это возразить. Да и сам я бы не ставил в оппозицию различные танцевальные направления. Я верю, что любые стили изначально несут в себе какую-то информацию. То же самое танго имеет ведь народное происхождение. А фольклор – это же очень сильная вещь, там такие коды заложены… И прикоснуться к этим кодам, на любом сколь угодно поверхностном или осознанном уровне имеет смысл. Человек может ходить на танго, чувствовать, что ему после этого лучше, он бодрее на работе, у него в семейной жизни что-то начинает налаживаться, потому что он понимает как вести партнёра правильно и т.д. При этом он может не задумываться, как это всё работает. Современный же танец не несёт в себе изначально какой-то код, он рождён не фольклорным способом. Но он осознано собирает, анализирует и смешивает классический, бальный танец, фольклор, восточные, ритуальные практики и т.д. и переводит всё это в инструменты…
…которыми, очевидно, может пользоваться, не только танцор?
Конечно.
Для меня эта польза в первую очередь видится в освобождении тела от мышечных зажимов, накопленных человеком в результате стрессов. Ведь с contemporary dance связаны такие вроде бы не танцевальные техники, как метод Александера, метод Фельденкрайза и другие соматические практики, цель которых восстановление контроля над «замороженными» мышцами.
Всё, опять-таки, зависит от педагога. Нет никакой гарантии, что придя на урок contemporary dance, вы займётесь какой-то соматикой. Возможно, вы будете разучивать какие-нибудь танцевальные комбинации, что-то в духе шоу «Танцуют все». Я не против этого, но благодаря телевидению можно подумать, что современный танец – это прыжки, музыка, имитация каких-то переживаний о том, как «дядя поругался с тётей» и т.п. Это верхушка айсберга. Но если мы говорим современном танце, как о более широком поле, то все эти технологии, конечно же, там изучаются.
Вообще, у многих есть проблемы с телом? Вы видите людей на улицах и как профессионал, можете сказать, например, что они неуклюже ходят, как-то неловко двигаются?
Знаете, есть такой термин «дикий психоанализ». Я никому не ставлю «диагноз» без запроса (смеётся). Мне бы со своими вопросами разобраться. Но с антропологической точки зрения, конечно, это всё симтоматично. Например, американские тренеры, которые приезжают сюда преподавать эти техники, обращают внимание, насколько в России у людей зажата шея. Можно говорить, что это из-за климата, политического режима. Но в целом, мне кажется, что у нас есть сложности со вниманием. Потому что нашим вниманием всё больше манипулируют. Мы ведь продолжаем жить в эпоху потребления, где каждую минуту нам пытаются что-то продать.
Спровоцировать моё желание потребить. А методы таковы, что моё внимание всё время чем-то развлекают. В итоге я уже не могу сам удерживать своё внимание на чём-то долго. Попробуй сейчас человека заставить просто посидеть несколько минут в тишине. Без телефона, фейсбука… То есть у нас дефрагментация сознания происходит. С одной стороны, не умея удерживать внимание на себе, мы не можем использовать весь свой потенциал, чтобы сделать следующее действие, чтобы что-то понять. С другой – мы становимся легко манипулируемыми. Наконец, что такое мышечный зажим? Это те зоны, откуда ушло внимание. И вот эти все техники, о которых вы упоминаете, по своей сути – это методы для планомерного возвращения внимания туда, в эти зоны. А наша психофизика устроена, что если внимание возвращается в тело, то оно само начинает стабилизироваться, приходить в сбалансированное состояние.
Но человек, который занимается каким-либо интенсивным умственным трудом – бизнесом, искусством и проч. – зачастую недооценивает влияние на себя собственного тела. Сейчас ему нужно сделать важный звонок, потом надо быть убедительным на встрече. Не до тела как будто. Потом про тело подумаю. После работы.
Тело – первооснова тех вещей, о которых вы говорите. «Убедительность» может быть концептом: «Я знаю, чего хочу, но не знаю, как». Я могу изводить свою психику стремлением быть убедительным безо всякого результата.
То есть, можно хотеть быть убедительным, а тело говорит: «А мне нужно спастись. А мне страшно».
Да. И современный танец, как я его понимаю – это как раз то, что связывает, «дружит», сознание с телом. С его помощью можно «убедительность» сделать навыком. Тогда «убедительность» – это то, как ты дышишь, сколько энергии в тебе, насколько ты сбалансирован, как себя ощущаешь в пространстве. Тело само по себе транслирует какую-то правду во внешний мир. Зайдите в комнату или вагон метро, где находятся люди. Они ещё ничего не говорят, а наш взгляд сразу выделяет среди них кого-то.
Как писал Фельденкрайз, осанка человека отражает его эмоциональную зрелость?
Да. То, как человек стоит – это изначальный код, который говорит, кто он такой. Конечно, осанку можно имитировать.
Выпрямлять себя насильно, создавая дополнительные мышечные зажимы, согласно тому же Фельденкрайзу.
А добиваться надо самораскрытия. Занимаясь осанкой в правильном смысле, вы как бы перезагружаете себя, возвращаетесь к изначальной естественности, забытой, искорежённой во время учёбы в школе, на работе, дома… Ведь всё, что с вами случается в жизни, тело как бы впитывает. А если человек не умеет что-то перерабатывать, а что-то отпускать, в какой-то момент у него начинаются проблемы со здоровьем, с коммуникацией. Но, вообще-то, мне не нравится слово «проблема». Мне кажется, лучше идти на свет, а не в проблему
Хотя проблема – хороший повод для любых изменений.
Верно, но человеку может быть интересен стиль, ему может нравиться двигаться. Люди могут заняться современным танцем, (мне это кажется очень важно добавить) потому что им нравится развиваться. Исходя из внутреннего согласия, что тело – это какая-то важная, достойная часть меня, очень точный инструмент, что это не просто груда костей и мяса, что, добиваясь каких-то изменений в теле, мы изменяем наши жизненные устои, наши поведенческие и коммуникационные навыки.
Хорошо. Это всё было про тело отдельного человека. Но есть ещё задача – правильно расположить это тело в пространстве.
Вы говорите про композицию. На самом деле это гораздо более широкая тема. Речь идёт не только о том, что вот стоят, например, три человека, и как органично стать рядом четвёртому. Это лишь крупинка большого массива навыков и систем, которому посвящен перформативный раздел современного танца. На самом деле современный танец позволяет заниматься изучением базовых для всякого человека смыслов. Кто я? Что я здесь делаю? Каково моё следующее действие? Что такое коммуникация в пространстве, сосуществование? Что такое целеполагание, намерение? Что такое первый шаг, что такое следующий шаг? Шаг – это же на самом деле код поступка. Если развивать метафору: «В осанке есть всё про мою индивидуальность», можно добавить: «В моём шаге есть всё про мои поступки». То, как мы ходим вдвоём, говорит о парных отношениях. Это про мужа с женой, про друзей, про коллег, деловых партнёров.
Вы проводите тренинги для бизнесменов. Что на них происходит?
Ну, например, менеджеры высшего звена какой-нибудь крупной компании считают, что у них всё хорошо с коммуникацией. Начинаем делать базовые упражнения, и вдруг люди понимают, что всё наоборот. Их психофизика на самом деле ведёт себя по-другому. У людей временами шок случается. Они-то себе концепт установили: «Мы такие». А начинают делать какие-то коллективные действия и видят, как это происходит на самом деле. Определённые навыки, технологии позволяют это увидеть. На этих занятиях мы также можем пробовать очень конкретные способы, позволяющие этой группе коммуницировать корректней, правильней, органичней. Делать это более естественно.
Конечно, за три дня редко получается всё проработать и решить. Но мы можем, по крайней мере возвратить внимание людей в эту зону. Только в случае тела мы говорим об этой зоне в индивидуальном смысле, то в случае группы людей, речь идёт о смысле социальном.
А можете как-то более конкретно проиллюстрировать эту работу?
Очень много в проблеме коммуникации связано с отсутствием навыка слушания. Пока вы мне что-то говорите, я не вас слушаю, а занят тем, что придумываю, что буду говорить я. То есть обмена информационного не происходит. При этом я совершенно искренне могу быть уверен, что я очень внимателен к окружающим, просто они тупые – ничего не могут сказать. Но когда например, нас стоит шесть человек и мы должны одновременно пойти и одновременно остановиться, вдруг человек, который убеждён, что он всех слушает оказывается меньше остальных состоянии выполнить это задание. Довольно простой пример.
А если такой пример. Тоже простой. Вот собралось несколько человек на совещание. Как лучше войти туда и куда лучше сесть?
Какие-то манипулятивные вещи (кто?, куда? на каком расстоянии? И т.д.) тоже можно изучать. Это инструмент. И чем сильнее инструмент, тем больше он может как блага, так и зла принести. Я во время преподавания стараюсь чаще говорить, что вопрос не в том, как умело манипулировать. Очень хорошим результатом для себя я считаю, если какой-то человек, пришедший на занятие за манипулятивными методами, вдруг понимает, что намного эффективней и достойней заниматься выстраиванием в своей компании, семье, где-то ещё, такую ситуацию, где каждый может себя реализовать, проявиться, быть услышанным, а не сесть, условно говоря, на двухметровый стул, посадить другого в угол и стать «победителем».
|
Александр Андрияшкин – российский танцор, хореограф, преподаватель современного танца, импровизации, перформанса, движения и пластики. Родился в 1980 году в Новосибирске. Получил математическое образование в НГУ. В 1998 в Новосибирске совместно с другими молодыми танцорами организовывает компанию “Вампитер”, основным фокусом деятельности которой было соединение опыта в Компания просуществовала до 2006 года и за это время реализовала большое количество проектов (в рамках театра, перфоманса и акционизма), с которыми объездила постсоветское пространство и Европу. С 2005 начинает работать как фрилансер, осуществлять постановки по приглашению (как танцевальные, так и пластические решения драматических спектаклей) и участвовать в работах других хореографов (Словения, Швеция, Италия, Австрия) . В 2007 переезжает в Москву. Помимо многочисленных разовых проектов, является участником компании ПОВСТАНЦЫ. Сотрудничает с художницей Катей Улитиной (проект был отобран для поддержки в рамках программы «ГОД МОЛОДЕЖИ» в разделе АРТ), видеохудожником Романом Корниенко (работа приобретена каналом BBC для программы Art) а в 2009 году организовывает проект МЕРА (www.meraproject.ru), для реализации своего видения современного движенческого театра. В этом же году был отобран на стипендию DanceWeb (impulstanz) и лабораторию по танц-театру в Jacob’s Pillow (USA). В 2010 был приглашен на 3-х месячную резиденцию в TanzQuartier (Вена) для исследования темы “Аккумуляция знаний и информации в сценическом жанре”. В 2011 был выбран на лабораторию хореографов SiWiС (Цюрих), в 2012 соло “Я попробую” вошло в shortlist Aerowaves . Его работа “последний” отобрана в Russian Case в рамках “Золотая Маска” на 2013. Помимо активной постановочной и выступленческой деятельности занимается развитием и продвижением современного танца и перформанса (круглые столы, просветительские проекты, и т.д.). Из последнего – серия интервью “videoлоги” (www.videologi.ru) С 2002 года также занимается педагогической деятельностью. В основном, преподает contemporary dance, импровизацию, перформанс, технику присутствия для танцоров и актеров. Помимо России давал воркшопы в Швеции, Австрии, Украине, Молдове, Норвегии, США. |