Вячеслав Кредисов, глава координационного совета объединения предпринимателей «Нова формацiя», заслуженный экономист Украины:
– Эта тема очень трагична по своей сути, поэтому мне не хотелось бы участвовать во всеобщей вакханалии обсуждения, развернувшейся вокруг аварии. Лично для меня это больно и тяжело. Если бы нормально работали спасательные системы, если бы армия в целом финансировалась на должном уровне и еще миллион таких «если бы» – трагедии не было бы. Но теперь поздно искать виновников: может быть, это и бюрократическая система, а может, и нет…
Игорь Арцимович, председатель правления межрегиональной страховой компании «Надра»:
– Без бюрократии невозможно управлять государством. Мир знает несколько вариантов небюрократического управления страной (Пол Пот, Каддафи, Сталин), и нам известно, к чему это привело. Главный вопрос в том, является ли бюрократия всесильной и может ли она ради чести мундира погубить людские души или она подконтрольна демократической системе?
По-моему, «Курск» погубила не бюрократическая система, а бесконтрольность со стороны демократии и то, что российский лидер – выходец из таких бесконтрольных, с неограниченной властью и полномочиями структур.
Евгений Григоренко, начальник главного управления по экономическим и социальным вопросам Администрации президента Украины:
– Для того чтобы ответить на поставленный вопрос, нужен детальный анализ причин аварии, которым пока не располагает, пожалуй, никто. Но огромное горе, обрушившееся на Россию, больно задело и нашу страну, поскольку на борту АПЛ «Курск» находились и украинцы. Возмущает то, что слишком нерешительно и долго принималось решение о принятии иностранной помощи. К сожалению, военная техника непредсказуема, и избежать человеческих жертв порой невозможно.
Сергей Нагорянский, начальник пресс-службы Минобороны, пресс-секретарь министра обороны Украины:
– Этот вопрос имеет чисто политическую окраску, ведь речь идет о соседнем государстве, об оценке его политической системы. Исходя из этого, Минобороны не уполномочено комментировать ситуацию. Но трагизм события заставляет думать о заложниках аварии – моряках, находившихся на подлодке, среди которых были и украинцы.
Понятен страх всех – от пресс-службы Северного флота и до президента Путина – перед оглаской трагедии. Ведь случилось то, что не должно было случиться. Нам трудно сориентироваться в ситуации, ведь все так запутано, а обвинять кого-то в бюрократизме незачем.
Михаил Газизов, вице-президент Всеукраинского общественного объединения «Нова генерацiя»:
– Причина гибели подлодки, конечно, более прозаична – произошла авария. Но вот «подводные камни» трагедии проиллюстрировали и то, что народ в глазах чиновников – всего лишь пушечное мясо, которым запросто можно пожертвовать ради сохранения тайны или покрытия халатности, и то, что еще действует «совковая» система. Она не виновата в гибели подлодки напрямую, но ее инертность, страх перед принятием важных решений по спасению экипажа сделали ее непосредственной виновницей гибели людей.
Система «кинула» не только сотню моряков: миллионы людей во всем мире испытали страшное разочарование – как можно уважать государство, которое может в любой момент предать своих граждан.
Владимир Погорелов, инженер-капитан 2-го ранга в отставке, бывший командир электротехнического дивизиона на первом советском атомном подводном ракетоносце АПРК К-19:
– Систему обвинять нельзя. Можно упрекать российское правительство в том, что финансирование флота осуществляется по остаточному принципу, что водолазная служба пришла в упадок. Но упрекать руководство Северного флота в медлительности принятия решений может только тот, кто не представляет реальных сложностей, возникающих при аварии подлодки. Решение об информировании широкой общественности было принято только после выяснения характера аварии «Курска», а для этого лодку нужно было найти по ориентировочным координатам при неблагоприятных погодных условиях.
Валентин Бадрак, руководитель Центра исследований армии, конверсии и разоружения:
– Нельзя обвинять во всех бедах «систему». Армия стала заложницей бюрократов, это бесспорно. Авария на «Курске» это ярко продемонстрировала и стала, скорее, закономерной, чем случайной: не случись аварии с «Курском», была бы другая.
Ситуация «встряхнет» и наше руководство, заставит подумать о возможных путях выхода армии из критического состояния. Кроме того, этот случай подтвердил высокую степень закрытости военного ведомства, отсутствия демократического контроля, о котором не так давно заставила задуматься катастрофа на Гончаровском полигоне, когда боевая ракета попала в жилой дом, а вся информация находилась несколько дней «за семью замками».
Вряд ли найдутся реальные виновники, и вряд ли эти виновники будут наказаны. Хотя реальный виновник трагедии, с моей точки зрения, высшее руководство, превратившее армию в легко уязвимую цель.
Михаил Чечетов, первый заместитель главы Фонда государственного имущества:
– Не система погубила подводную лодку, а ее отсутствие: отсутствие финансово-экономической системы в хорошо отлаженном финансово-экономическом механизме государства.
Сергей Бондаренко, директор информационно-аналитического центра «Лига»:
– Во все времена и во всех странах система ограничивала личность и противостояла ей. Разумные системы в наименьшей степени ограничивают свободу личности и защищают ее. Тоталитарные системы вообще не принимают во внимание интересы личности и подавляют ее.
Трагедия «Курска» для меня – это пример отношения постсоветской системы к личностям членов экипажа, к гражданам своей страны и к человечеству в целом. Трудно сказать, насколько повлияла система на возникновение причины аварии. Но у меня складывается впечатление, что если бы интересы системы не возобладали над интересами людей, которые еще были живы после взрыва, шансов на их спасение было бы намного больше.
Владимир Шидловский, мичман в отставке, Тихоокеанский флот (г. Кронштадт):
– В какой-то степени да. Но это лишь один из многих факторов, повлиявших на ход спасательных работ. Немаловажным является и отсутствие материальной базы. У российской армии нет возможности обновлять техническое оснащение, и проводить спасательные подводные работы мы можем лишь на глубине 50-70 м. Считаю, что российскому правительству необходимо было принять помощь западных спасателей. Мне как подводнику со стажем непонятен мотив, по которому такое решение не было принято.